Англичанка
Шрифт:
— Поздновато. И потом, я, наверное, покажусь тебе старомодным, однако мне не по нутру, когда лидера моей страны шантажируют.
— А лидер твоей страны в курсе, что ты в Иерусалиме?
— Он даже знает, что я отправился к тебе.
— Почему я?
— Если на поиски отправятся агенты МИ-5 или МИ-6, информация об этом просочится наружу, точно так же, как просочилась информация о Сиддике Хусейне. К тому же ты чертовски хорош, когда надо кого-то или что-то найти, — тихо добавил Сеймур. — Древние столпы, украденные картины Рембрандта, секретные объекты по обогащению
— Прости, Грэм, но…
— А еще ты в долгу перед Ланкастером, — оборвал Габриеля Сеймур.
— Я?
— Кто, по-твоему, позволил тебе скрываться в Корнуолле под чужим именем, когда тебе отказали все остальные страны? Кто позволил нанять британского журналиста, когда тебе потребовалось внедриться в иранскую цепочку поставки урана?
— Не думал, что вы все записываете на мой счет, Грэм.
— Не записываем. Иначе ты вогнал бы себя в такие долги…
Повисла неловкая пауза, словно обоих шпионов смутил тон последних фраз, которыми они обменялись. Сеймур уставился в потолок, Габриель — в записку: «У вас семь дней — после девчонка умрет».
— Как-то расплывчато, не находишь?
— Зато эффективно, — ответил Сеймур. — Внимание Ланкастера привлечь удалось.
— Никаких требований?
Сеймур покачал головой.
— Очевидно, цену назовут в самый последний момент, доведя Ланкастера до такого отчаяния, что он, желая спасти карьеру, согласится без раздумий.
— И во сколько сегодня оценивается ваш премьер?
— Последний раз, когда я проверял его счета, — проказливо ответил Сеймур, — сумма на них приближалась к ста миллионам.
— Фунтов?
Сеймур кивнул.
— Джонатан Ланкастер сделал миллионы, работая в Сити, миллионы получил в наследство и женился на миллионах в лице Дианы Болдуин. Он просто идеальная цель для шантажа: человек, у которого денег больше, чем нужно, и которому есть что терять. Диана и дети живут в плотном кольце охраны на Даунинг-стрит, к ним не подобраться, зато любовница премьера… — помолчав немного, Сеймур закончил: — …любовница премьера — совсем другое дело.
— Полагаю, жену Ланкастер в известность не ставил?
Сеймур сделал неопределенный жест рукой, давая понять: в брачные дела премьера он не суется.
— Ты когда-нибудь расследовал похищения, Грэм?
— После Северной Ирландии — нет. Да и то, тогда я имел дело с ИРА.
— Политическое похищение отличается от обычного. Если мотивы политические, то мы имеем дело с человеком рациональным, который желает, чтобы освободили его пленных товарищей или изменили политический курс государства. Террорист похищает важного политика или автобус, полный детей, и держит их плену, пока требования не выполнят. А вот обычный преступник жаждет наживы. Если ему заплатить, он потребует еще, и еще, и еще — до тех пор, пока не выдоит жертву досуха.
— Значит, нам остается одно.
— Что?
— Найти девушку.
Габриель отошел к окну и посмотрел на Храмовую гору. Он словно вновь перенесся в недра плато, на глубину ста шестидесяти семи футов — когда держал истекающего посреди святыни кровью Эли Лавона. Несколько долгих ночей провел Габриель
— Даже если получится разыскать девушку, — сказал он наконец, — у похитителей останется видео с признанием.
— Стоит британской розе возвратиться на родную землю, и эту запись будут рассматривать совершенно иначе.
— Только если роза Англии не решит во всем сознаться.
— Не посмеет, она верна Партии.
— Ты понятия не имеешь, через что она прошла, — возразил Габриель. — Вдруг ей промыли мозги?
— Может быть, — признал Сеймур. — Но мы опережаем события. Эта беседа окажется бессмысленной, если ты и твоя служба не возьметесь отыскать для меня Мадлен Хэрт.
— Не в моей власти предоставлять израильскую разведку в твое распоряжение, Грэм. Она в ведомстве Узи.
— Узи уже давно согласился, — невыразительно произнес Сеймур. — Как и Шамрон.
Габриель недоверчиво взглянул на него.
— Если бы Ари Шамрон не знал, ради чего я приехал, он бы меня к тебе и на милю не подпустил. Разве не так? — спросил Сеймур. — Он же трясется над тобой.
— Забавно же он надо мной трясется. Правда, когда дело касается меня, есть в Израиле еще один человек, воля которого перевешивает мнение Шамрона.
— Твоя супруга?
Габриель кивнул.
— У нас всего семь дней. Потом девушку убьют.
— Шесть дней, — поправил Сеймура Габриель. — Девушка может быть где угодно, в любой точке мира, а у нас — ни зацепки.
— Вот тут ты слегка ошибаешься.
Сеймур достал из портфеля две предоставленные Интерполом фотографии: мужчина, с которым Мадлен обедала в день своего исчезновения. Тот, чьи туфли не оставляли следов. О котором все позабыли.
— Кто это? — спросил Габриель.
— Хороший вопрос. Найдешь этого человека — найдешь, я думаю, и Мадлен Хэрт.
6
Музей Израиля, Иерусалим
Забрав у Грэма Сеймура одну-единственную вещь — фотографию похищенной Мадлен Хэрт, Габриель отправился в западную часть Иерусалима, в Музей Израиля. Там, пользуясь недавно полученной привилегией, оставил машину на служебной парковке и направился к остекленному входу, миновал прозрачный вестибюль и прошел в павильон европейского искусства. В одном из углов висело девять работ импрессионистов из коллекции швейцарского банкира Августуса Рольфе; на афише был расписан долгий путь, который картины проделали из Парижа сюда: как в 1940 году их похитили нацисты и как потом их передали во владение Рольфе в обмен на услуги германской разведке. Не рассказывалось только, как Габриель вместе с дочерью банкира — известной скрипачкой Анной Рольфе — обнаружили картины в Цюрихе, в банковском хранилище и как консорциум швейцарских банкиров нанял корсиканского киллера убить их обоих.