Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
Шрифт:
Теперь поднялся с места здоровяк Джон, получил подарок, поблагодарил и пошел на место, прижав книгу к голубой курточке с начищенными медными пуговицами…
На столе возле меча лежала большая куча апельсинов и два мешочка с новенькими блестящими шестипенсовиками. Сироты Йорка один за другим пересекали зал, проходя по солнечному пятну на полу, подходили к столу и принимали из рук лорд-мэра подарок — апельсин и монетку. Когда последний ребенок вернулся на место, в рядах чиновников на помосте возникло движение. Тотчас раздался звон шпор начальника полиции, из зала вынесли меч императора Сигизмунда,
Мы с моим другом вышли вслед за ними на улицу с чувством, что этот старый импозантный город оказал нам большую честь, допустив на ежегодный праздник своих сирот. На углу мы повстречались с толпой туристов, которые что-то шумно обсуждали, уткнувшись в карту.
— Сдается мне, — задумчиво произнес американец, — что за последний час мы узнали о Йорке больше, чем эти бедняги с путеводителем смогут узнать за миллион лет.
По-моему, он в некотором смысле был прав.
Глава десятая
Счастливое графство
Эта глава знакомит читателя с американцами в Бостоне, Линкольне и Питерборо, а также представляет самое маленькое и самое счастливое графство Англии, где смысл жизни сводится к умерщвлению лис и коллекционированию лошадиных подков.
Города, как и люди, имеют свои причуды. По количеству этих причуд я бы даже скорее сравнил их с капризными женщинами (да простит мне женский пол данное обобщение).
Некоторые города любят играть в прятки с путешественниками: они до последнего момента скрываются за высокими холмами, как бы не желая себя обнаруживать. Вы едете по дороге, ни о чем не подозревая, сворачиваете за угол, а они тут как тут — неожиданно вырастают за поворотом. Другие предпочитают удивлять вас, внезапно появляясь посреди голой равнины. Но есть и такие — правда, их совсем мало, — которые загодя вырисовываются на фоне безоблачного неба и издали приманивают своей красотой. Линкольн как раз принадлежит к последним.
Линкольн — это расположенная в глубине страны гора Сент-Майкл. Плоская болотистая равнина простирается до самого горизонта, издали она напоминает желто-зеленый океан — океан зеленой травы и желтой пшеницы. При таком ландшафте, да еще в ясную погоду, башни Линкольнского кафедрального собора видны на расстоянии в тридцать миль. Старая римская дорога пересекает равнину и упирается в холм, на котором раскинулся город. Все вместе составляет один из самых характерных пейзажей Англии. Он является олицетворением Болотного края, а мгновенная перемена ландшафта, столь свойственная для нашей страны, красноречиво гласит: вы покинули Север и въехали в равнинные земли Юга.
Проезжая Киртон-ин-Линдсей, я увидел Эрмин-стрит, которая ровной лентой тянется на протяжении шестнадцати миль и в конце концов упирается в Линкольнский холм. Двигаясь по этой маленькой, чистой дороге, вы постоянно видите собор. С каждой минутой, даже секундой его башни увеличиваются в размерах, пока на последней миле не вырастают в полный рост, шпилями упираясь в небеса. Я ехал и напевал походный марш легионеров о Лалаге и Римини…
Если вы мечтаете увидеть римскую Британию, вам следует отправиться в Киртон, проделать с полузакрытыми глазами этот путь в шестнадцать миль и перед вами как живой встанет белокаменный Линд (я так благодарен картографическому управлению за привычку указывать в скобках латинские названия). Линкольн — истинное порождение Рима. Чтобы развеять всякие сомнения, достаточно взглянуть на прямую, как гладиаторский меч, Эрмин-стрит, протянувшуюся на север, и не менее прямую Фосс-уэй, уходящую в северо-западном направлении.
Я приехал в Линкольн вечером. Из окна моей спальни открывался замечательный вид на западный фасад кафедрального собора. Одна из башен вся была покрыта строительными лесами. Что поделать, Линкольнский собор подобно многим своим собратьям страдает от разрушающего воздействия времени.
Решив прогуляться по тихой соборной площади, я повстречался с мужчиной средних лет, оказавшимся на поверку лондонцем, проводившим здесь свой отпуск. Он поведал мне, что уже успел осмотреть знаменитую четверку соборов — в Или, Норидже, Питерборо и Линкольне. Для Восточной Англии эти города играют такую же важную роль, как Херефорд, Вустер и Глостер — для центральных графств Англии.
Я полагаю, что каждый англичанин — будь то мужчина, женщина или ребенок — должен потратить свои отпускные дни на знакомство с этими двумя группами наших отечественных достопримечательностей.
— В Лондон я возвращаюсь, увлеченный новой идеей, — похвастался мой новый знакомый после традиционной беседы о погоде. — Знаете, раньше я всегда считал, что, выйдя на пенсию, буду доживать свои дни где-нибудь в маленьком местечке неподалеку от Лондона — может, в Сарбитоне или даже в Гилдфорде. Теперь же мне хочется уехать в один из этих соборных городков, где можно тихим вечерком или после обеда выкурить трубочку на такой вот чудесной площади. Вы, может, не так хорошо знакомы с Лондоном, как я… но в любом случае мир и спокойствие, царящие в подобных городках, заставляют сомневаться…
— А не сон ли Лондон?
— Точно, дружище! Сидеть здесь, слушать колокола — ох, как они мне вначале действовали на нервы! — каждые пятнадцать минут исполняющие кусочек гимна, или глядеть на грачей, кричащих на деревьях, или… ну, вы меня понимаете?
— Понимаю. Кусты красной герани под серой аркой (настоятели храмов почему-то обожают ее разводить)… или старик, подстригающий газон.
— Да-да! И эти высокие стены вокруг собора, с характерными воротами… Все это так успокаивает нервы, не правда ли?
— И будит воображение?
Мужчина выколотил свою трубку о стену и усмехнулся.
— Вот это вряд ли, — сказал он. — Я никогда не мог себе позволить такую роскошь, как воображение. Видите ли, по профессии я кассир… а как показывает практика, все кассиры с воображением оканчивают свою жизнь в тюремной камере. Полагаю, таких, как я, миллионы: скромные трудяги, десятилетиями тянущие свою скучную лямку. Сперва они еще дергаются… мечтают, что рано или поздно бросят эту рутину и уедут куда-нибудь — на свежий воздух, за цветущие изгороди… Но потом привычка берет свое, и они уже безропотно гнут спину.