Английская свадьба
Шрифт:
Глава 11
Сколько страниц в английских газетах. Поделись газетой с другими. Совместное чтение газеты “Sun”. Кавказское население Англии
Завтракаем, по телевизору показывают рекламный ролик: сегодняшняя газета, после того как ты ее прочитал и сдал в макулатуру, возвращается к тебе же завтра – переработанной, заново отпечатанной и с новой информацией. И будто в поддержку ролика, после завтрака Джеймс усаживается в кресло и разворачивает свою. Читает он обычно “Дэйли мэйл”.
Знаете, сколько страниц в такой цветной газете, опубликованной в среду? – 88. Газеты, несмотря ни на что, англичане продолжают покупать, читать и доверять им. Я тут провела маленькое исследование и в течение
Вечером по телику показали другой рекламный ролик. Смысл его был таким: экономь бумагу, спасай экологию – прочитай свою газету и поделись ею с другими: аккуратно сложив, оставь в транспорте или в кафе. Забегая вперед, скажу, что я наблюдала, как это происходит на самом деле: в переполненной электричке сидит мужчина, читает газету и едва удерживается от смеха. Выходя, оставляет ее на своем месте, и картина повторяется: на его место усаживается другой, разворачивает ту же самую газету и тоже начинает ухмыляться. Наконец, очередь дошла и до Джеймса, он принялся за нее – и мы поняли, чему народ улыбался: этой “общественной” газетой оказалась “Sun”.
Сидим болтаем с Джеймсом про то про се, и вдруг он говорит: “…ну и кавказское население Англии”. Я, несколько опешив, реагирую: “Ты что имеешь в виду?! Мне, конечно, известно про парочку живущих здесь олигархов с грузинскими фамилиями, но насчет кавказского населения Англии – это уж явный перебор!” Джеймс задумчиво разглядывает меня, а потом заявляет: “А что здесь такого? Мы же в Англии, и само собой разумеется, что большинство населения здесь – кавказцы!” Я ушам своим не верю и вкрадчиво спрашиваю: “Слушай, ты как, в порядке? Ты вообще-то понимаешь, что сейчас сказал?” Джеймс холодно измеряет меня взглядом: “Я-то понимаю, а вот ты чего так разнервничалась? Это же нормально, что в Англии большинство народа – белые. Может, конечно, что это и ненадолго, с такими-то темпами иммиграции…” Я тогда, совершенно запутавшись, жалобно спрашиваю: “Белые белыми, а кавказцы-то тут при чем?” Джеймс несколько оттаивает и снисходительно усмехается: “Ты что, не знаешь? “Кавказцы” как раз и означает – белые, европейского происхождения!” Я затаиваюсь на пару минут, а потом меня осеняет: “А-а-а! Ты это надо мной по-своему, по-английски, подтруниваешь!” Джеймс вскакивает со стула, хватает мой любимый оксфордский словарь, нервно листает его, а потом издает победный вопль: “Вот! Если не веришь мне, смотри!” Я читаю статью про слово “кавказец”. Выясняется, что в английском оно имеет три значения. Одно из них совпадает со значением в русском языке, а два других нет. Вот как переводятся два последних: “большая часть населения, проживающего в Европе, Западной Азии, части Индии и части Северной Африки” и “белый, европейского происхождения”.
Мы потом с Джеймсом долго обсуждаем, что здесь, когда кто-нибудь произносит слово “кавказец” (хоть это бывает и не очень часто), как правило, в виду имеется именно последнее значение – чтобы противопоставить белых англичан европейского происхождения всем остальным британцам, среди которых сейчас много темнокожих детей иммигрантов.
Глава 12
Нежное отношение к открыткам. Детские велики и железные лошади. Прищепки в прокате велосипедов. Сочувствие между нами, велосипедистами. Английские бомбардировки немецких городов
У одной из дочерей Джеймса скоро день рождения, и он озаботился тем, чтобы купить ей подходящую открытку “А дарить-то ты что ей будешь?” – интересуюсь я. “Ну, что-нибудь придумаю. Главное сейчас – открытку купить!” Я с недоверием смотрю на него: это он серьезно, что ли? Выясняется, что серьезно, потому что назидательным тоном он тут же принимается мне объяснять, что англичане большое значение придают поздравительным открыткам и с надеждой ждут их от друзей и родственников на день рождения или на Рождество и втайне обижаются, если вдруг их не получат. “Даже если ты придешь к кому-нибудь в гости, чтобы поздравить лично, все равно помимо подарка надо непременно вручить открытку, – авторитетно говорит он, – и потом эти открытки хозяева выставят на видном месте – над камином или на журнальном столике – и будут любоваться ими несколько дней. А иногда их даже развешивают в виде гирлянды!” Я слушаю вполуха, потому что все равно уверена, что детям, пусть даже и английским, гораздо приятнее получать подарки. Потом вдруг вспоминаю: “Да, а что там за примета какая-то, связанная с открытками и Рождеством? Там еще есть точная дата, когда эти открытки надо с каминов и столиков убирать.” – “Ну да, есть, – уточняет он, – рождественские открытки нужно спрятать до того, как закончится тринадцатый день после Рождества”. “А что будет, если не спрячешь?” – как обычно, любопытствую я. “Не знаю, – задумчиво говорит Джеймс, – просто это плохая примета…”
Наконец выбрав открытку и расслабившись, Джеймс говорит: “А давай возьмем велики напрокат и погоняем по окрестностям!” Я отвожу взгляд, а потом нехотя отвечаю: “А я не умею на велосипеде кататься…” Джеймс теряет дар речи. На велосипеде в Англии умеют хорошо ездить практически все. Есть даже такое высказывание: “Это так же легко, как кататься на велосипеде”. Некоторые старики, когда им уже нельзя водить машину (если они, например, не прошли медицинский тест для тех, кому за семьдесят), пересаживаются на велосипеды. А девяностодвухлетняя бабка нашего знакомого до последнего разъезжала по деревне верхом на велике! Я про все это прекрасно знаю, но не стану же я объяснять Джеймсу, что, когда всем нормальным детям родители дарили велосипеды, мои решили выпендриться – и подарили мне лошадь! Не настоящую, конечно, а такую железную, с приделанной к ней сзади повозкой, в которой надо было сидеть и крутить впереди себя педали – и лошадь эта ехала и вроде бы как тащила повозку, в которой ты сидишь. Замечательно, конечно, чтобы вызывать зависть у других детей, но совершенно бесполезно для овладения навыками катания на велосипеде.
Джеймс жалостливо поглядел на меня, а потом ему пришла в голову отличная, с его точки зрения, идея. “Так давай я тебя научу!” – предложил он.
В пункте проката велосипедов мне выдали шлем и прищепки для штанин джинсов и слегка проинструктировали.
В подробности нашей с Джеймсом велосипедной поездки вдаваться не стану – весь этот ужас, когда, кое-как петляя, едешь по проезжей части и слышишь, как сзади приближается грузовик, передать довольно сложно. Отдельных же дорожек для велосипедистов, как, например, в Германии или в Голландии, здесь практически нет.
Короче, пару часов спустя, после того как я снова научилась ходить и немножко пришла в себя, мы поехали домой уже нормальным способом – то есть на авто. Ехали и наблюдали обычную для здешних мест картину: впереди колонны машин, не решающихся его обогнать из-за узкой и извилистой дороги, не торопясь, крутил педали велосипедист, а все тащились сзади. Я подумала – ну, не так уж я и рисковала, наверное… И была, пожалуй, единственным сочувствующим ему наблюдателем.
Как-то так получилось, что мы решили не торопиться домой и остались ночевать в маленькой симпатичной деревушке. Попросились на ночлег в дом с “кроватью и завтраком”, засели в своей комнате и обнаружили в ней рукописный журнал времен Второй мировой войны – с фотографией английского летчика и его записями по дням: в какой день какой город Германии он методично летал бомбить. На следующий день на завтраке наш молодой хозяин с гордостью объявил, что летчик, писавший этот журнал, – его отец. А потом спохватился и спросил, не немка ли я.