Анифа. Пленница степей

Тонкое полупрозрачное платье неопределенного цвета — не то лилового, не то лазурного, — переливаясь и искрясь в отсветах огня, не скрывало точеную и гибкую фигурку танцовщицы. Оно изгибалось, красиво трепыхалось и словно шло волнами под ритм незамысловатых инструментов — тихий стук бубна и дудочек — и тихий напев старого сказителя. Во мраке ночи, подсвеченная пламенем факелов и жаровень, танцующая девушка казалась существом из иного мира, и сидящие кругом люди, словно в неком дурмане, следили за каждым изящным и грациозным движением, жадно ловили затуманенными глазами каждый жест,

каждое легкое касание воздуха то рукой, то маленькой изящной ступни. Колокольчики на браслетах, которые обхватывали тонкие запястья и лодыжки, мелодично и тихонько позвякивали в такт движениям и музыке. Многочисленные косички, в которые были заплетены длинные черные волосы, змеями взвивались вверх, а при резких поворотах обвивались хлыстами вокруг длинной тонкой шеи, изящных плеч и стройной талии.

Но краше всего было лицо — маленькое и округлое, со светлой кожей и с нежными, почти детскими чертами, которые совершенно не портил даже странный ритуальный макияж.

С последним аккордом девушка упала, распластавшись, на голую землю. И хотя девушка дышала тяжело, а обнаженные участки кожи покрывали бисеринки пота, ловящие отблески огоньков и потому сверкающие россыпью драгоценных камней, это был жест прекрасный и нереальный в своей естественности.

В воздухе раздались отрывистые аплодисменты и одобряющие мужские выкрики. Но один голос прорвался через этот поощрительный шум и жестко, и с хрипящими от возбуждения нотками объявил:

— Хочу ее в свой шатер!

Взгляды нескольким мужчин — понимающие и немного завидующие, а также женщин — недоуменные и злые, обратились к заговорившему.

Одежда и странная прическа из длинных, смазанных жиром волос выдавали в крупном и высоком мужчине вождя. Он был не толстым, а именно большим и крепко сложенным — с телом, будто вылепленным из камня в битвах и войнах. Но собравшиеся здесь сегодня и без того знали, кто это. Именно для Шах-Рана, этого великого завоевателя и воина, и было устроено и незамысловатое пиршество, и танцы для услады глаз, и приготовлены многочисленные подарки, что некрасивой грудой сейчас были сложены в нескольких локтях от него на потертом выцветшем ковре.

— Как пожелает избранник богов, — с раболепным поклоном отозвался глава племени, принимающего пришлого вождя — провозглашенного правителем благодаря своим заслугам по объединению многочисленных кланов кочевников перед лицом общего врага.

Повинуясь понятному жесту своего хозяина и родича, танцовщица мягко поднялась на ноги и грациозной поступью подошла к ним. Такая маленькая, хрупкая и светлокожая, хоть и загорелая, в непривычно изысканном для этих мест одеянии, она не могла не казаться здесь чужой. Она также отличалась от обычных женщин своего племени — крупных и статных, крепких и сильных — как и немногочисленный отряд воинов Шах-Рана — от обычных кочевников, больше привыкших к скотоводству и массовым набегам на мирные поселения, чем к серьезным битвам с вооруженным противником в доспехах.

Подле вождя искусная танцовщица, вызвавшая желание вождя, показалась еще более маленькой и беззащитной. Держалась она соответствующе — низко склонив голову и опустив вдоль изящного тела свои тонкие руки, она всей своей позой выражала полную покорность и послушание.

— Хороша! — хмыкнул наперсник Шах-Рана, сидящий от него по правую руку. Этот мужчина был таким же крупным и могучим, но его лицо украшали страшные рваные шрамы, делающим

выражение его широкого лица страшным и угрожающим, — Ты поделишься ею со мной, брат?

— Как только вдоволь наиграюсь с ней, — отозвался вождь и громко расхохотался. Но при этом черные провалы его глубоко посаженных, чуть раскосых глаз, жадно ощупывали взглядом слегка задрожавшую фигурку танцовщицы и совершенно не обратили внимания на другие, обращенные на него взгляды.

— Она кажется такой слабенькой, — покачал головой воин с изуродованным лицом, — Боюсь, она не переживет и ночи с тобой.

— Девушка до сих пор не тронута, господин, — заискивающе пробормотал глава племени, смешно тряхнув своим гладко выбритым черепом с одной единственной прядью, рассекающей макушку и заднюю часть головы, — Жаль, конечно, будет, если Анифа помрет, но… Она всего лишь захваченная в набеге рабыня и поэтому не нашей крови. У нас есть и другие достойные вашего взгляда девушки, для которых будет честью лечь в твою постель, господин…

— Девственница? В твоем захудалом стане? Очень сомневаюсь, — вождь снова раскатисто расхохотался, — Однако если твой поганый язык не врет и ты сказал правду — тем слаще будет ночь. Пусть идёт. И как следует отдохнет. А я позже к ней присоединюсь. А другие… Если мне будет мало — я дам знать. Ты же найдешь дорогу, девушка?

Танцовщица коротко кивнула и поклонилась — низко и грациозно, словно продолжая свое выступление. И ловко скользнула в сторону, чтобы в темноте ночи, освещаемой лишь звездами, быстрым шагом направиться туда, куда ей велели.

Благодаря тому, что в этот момент за ней никто не наблюдал, Анифа наконец-то смогла немного расслабиться и скинуть со своего лица маску, которую надела в первую же минуту появления вождя Шах-Рана в ее родном, пусть и не всегда дружелюбном к ней стане. И никто не увидел, как жесткая, совсем не по-детски коварная улыбка скривила ее полные губы, а глаза хищно заблестели, выдавая невероятную силу духа и решимость, совершенно не сочетающиеся с ее хрупкой, нежной и совершенно беззащитной внешностью.

Перед тем, повернуть к шатру Шах-Рана — совершенно не похожему на обычные и неказистые палатки племени Анифы, высокому и ладно скроенному из какого-то особенного материала — девушка сначала юркнула в сторону. Туда, где стояла другая палатка, маленькая и покосившаяся, которую танцовщица делила с двумя старухами. Те были совсем уже слабенькими, но хранили многочисленные сказки и загадки своей многочисленной кочевой семьи и однажды стали своеобразными наставницами для Анифы, когда ее мать, научившая ее танцевать, отошла в мир иной и не могла больше о ней заботиться.

Пользуясь тем, что женщины спали, девушка тихо и аккуратно разгребла свой тайник, скрытый не только кривым ящичком, но и слоем дерна. Из него она достала какой-то небольшой, завернутый в серую тряпицу предмет и жадно прижала к груди, облегченно вздохнув. Потом быстро стянула материал, обнажив небольшой простенький клинок — самый обычный нож, который и оружием назвать было тяжело. Такими пользовались для того, чтобы разрезать фрукт или хлеб или же наколоть кусок мяса, варящегося в бульоне. Но для рабыни иметь такой предмет в личном пользовании было непозволительно, оттого Анифа скрывала его. Но сейчас, задрав подол своего платья, она прикрепила его к тонкому ремешку, плотно обхватывающего бедро, и мгновенно почувствовала себя гораздо увереннее.