Аниськин и шантажист

Курочкин Максим

– Потерпи, миленький, – нежно ворковала Людмила, сидящая в изголовье раненого. – Калерия уже пришла, сейчас тебя вылечит. Ты осторожно с ним, – строго предупредила она медсестру, – чтобы не больно. А то он у меня боль терпеть ну совсем не может! Такой нежный!

– Чем это ты его? – спросила Калерия, осматривая рану на голове, из которой еще сочилась кровь.

– Да, половником, – отмахнулась Людмила, – у него край острый, вот и рассекла.

– А бульоном-то зачем? – с укором посмотрела на нее Калерия.

– Завелась, – виновато опустила

глаза Людмила, – мне же только начать. Уж и вижу, что кровь, а остановиться никак не могу. Схватила с плиты кастрюлю с бульоном – и на него.

– Вот откуда запах вареного мяса, – обреченно понял Костя, – вы сварили собственного мужа.

– Сварила я бульон, – упрямо повторила Людмила, – а на мужа почти не попала. Тренированный он у меня, увертливый. Только на руку и плеснула.

– Ранка на голове небольшая, можно даже швы не накладывать. Крови много потому, что сосудик тут проходит. Кровотечение уже остановилось, а ожог сильный, – не стала разделять ее энтузиазма Калерия, – хорошо бы его в район отвезти, в больницу.

– Как в больницу? – замерла Людмила. – Не дам в больницу! а кто у кабанчика чистить будет? А кто снег с крыши обещал мне сбросить? Не дам в больницу.

– Ой, заберите меня, – подал признаки жизни раненый Толик, – не оставляйте меня наедине с этой фурией. Я сейчас слабый, сопротивления оказать не смогу. Добьет ведь.

– Не слухайте его, – мягко, но крепко положила руку на рот мужа Людмила, – что я, фашист что ли какой, раненых мужей добивать? Если скажет, на что деньги истратил, то и пальцем не трону.

– Да, тебе скажи, – заныл Толик, – ты не только меня,

но и его прибьешь. А он – нежный, грубого обращения ну никак не терпит, в отличии от меня.

– Да скажешь ты мне, кто «он», или нет? – опять взвилась Людмила, – че-то купил, а мне не признается, – слезливо пожаловалась она Комарову, – и где спрятал, не говорит. Ну прям убила бы! Рыбьего Глаза на него нету!

«И эта про то же, – недовольно отметил про себя Комаров, – человек, можно сказать, кровью истекает, а она – шуточки шутить».

В этот момент женщина широко замахнулась на мужа, но на полпути вспомнила, что обещала его пока не добивать и остановилась.

– А может, он машинку и купил? – улыбнулась Калерия, – купил, а не говорит. Сюрприз готовит.

– Сразу видно, что замужем никогда не была, – уколола наивную девушку Людмила, – когда это мужья ценой собственного здоровья благородные поступки скрывали? Сюрприз! Знаешь ты, сколько сюрпризов эти супостаты в день преподносят! К тому же в школе у меня по русскому языку твердая четверка была. Если бы это была машинка, то он говорил бы «и ее прибьешь», а он говорит «его». Нет, не машинку. Если только какую машинку мужского рода не придумали. И то нереально. Даже машина мужского рода стирать не будет. Все они такие, мужики, хотя бы и автоматические. Говори быстро, на что деньги потратил, – вновь рассвирепела она и хорошенько тряхнула за плечи супруга.

Супруг тоненько, театрально вскрикнул, вытращил глаза, немного повращал зрачками, издал протяжный, душераздирающий стон и затих.

– Чего это с ним? – с недоумением посмотрела на Калерию Людмила.

– В обморок упал, – пощупала пульс пострадавшего Калерия, – ты его тряхнула сильно, а он крови много потерял. К тому же болевой шок.

– И что теперь?

– Инвалидность, – едва сдерживая улыбку, предрекла Калерия.

– А кто же за кабанчиком убирать будет? – не поверила в страшное будущее Людмила.

– Ты и будешь. И за кабанчиком, и за мужем, и снег с крыши.

– Нет, я так не согласная, – испугалась женщина, – может, вылечишь? Мы же с тобой в одном классе учились. Помоги, я в накладе не останусь.

– Все от тебя теперь зависит, – строго произнесла Калерия, – я буду каждый день ходить, перевязки делать, а ты следи внимательно: не кружится ли голова у него, не тошнит ли. Вполне может быть сотрясение.

– От половника?

– Причем здесь половник? Сама же говоришь, что он упал, когда от бульона спасался. А самое главное – полный покой. Смотри, чтобы дети нервы не мотали. Не шумите при нем и не ругайтесь. Вот в себя немного придет – тогда уж и разбирайтесь, и допросы ведите. А сейчас, дня три как минимум, полный покой.

Калерия выгнала из комнаты Костю и Людмилу, привела в чувство Толика и сделала перевязку. Потом она рассказала Людмиле, как ухаживать за больным, попрощалась и увела с собой Комарова.

– О чем вы тут с ней говорили? – ревниво спросила мужа Людмила.

– Ни о чем. Лечила она меня, и все, – сурово ответил супруг.

– Только о лечении и говорили? – с сомнением в голосе переспросила Людмила.

– Ну. Она тебе сказала, что мне полезно водку пить?

– Водку? – всплеснула руками жена, – это зачем еще?

– Для скорейшего выздоровления и восстановления крови в организме. Вон сколько ты кровюки из меня выпустила.

– Так может, не водку пить нужно? Я слыхала, сок гранатовый или вино красное.

– Во-во, и вино тоже.

– Так может, скажешь, на что деньги истратил? – немного помолчав, попросила жена.

– Не, не скажу, – не сдавался муж, – вот пока не отлютуешь по полной программе, не скажу.

– Так я уже почти отлютовала. Видишь, добрая какая сижу.

– Не, еще не добрая.

– Ну хоть на какую букву?

– На какую букву не скажу, а намекнуть – намекну. Вещь хорошая. Все-все делать умеет. И я, и ты вместе взятые столько не умеем, сколько он может.

– И стирать? – всколыхнулась Людмила.

– Не, стирать не может, – казалось, сам удивился неумению стирать неведомой покупки Толик, – но научить стирать может.

– Кухонный комбайн, что ли? – неуверено предположила Людмила.

– Бери выше, – торжествующе улыбнулся Толик, и видя, что жена действительно почти отлютовала, быстренько воспользовался моментом: – а теперь, сбегай-ка за красненьким! А то голова от потери крови кружится.