Анна Фаер
Шрифт:
– Ничего не случится! – ответила я радостно.
Эрик как-то улыбнулся неискренни, посмотрел на ленточку, приколотую к моему пуховику и сказал вдруг мягко, словно мы с ним знакомы всю жизнь или я его сестра:
– Я помню эту ленточку. Тогда я ещё сказал тебе, что если захочешь, на выборах флагом будешь размахивать.
Я улыбнулась.
– В багажнике флаг. Бери, если хочешь.
Я улыбнулась ещё шире.
– А сказать дяде «спасибо»? – подмигнул мне Алекс.
Я произнесла не своим голосом: «Спасибо большое».
Ни Дима, ни Макс что-то не торопились открыть дверь машины и выбраться на улицу. Дима поднял шарф так,
– О, парень, ты далеко пойдёшь! – рассмеялся добродушно Эрик, наблюдавший за нами в зеркало заднего вида.
– А ведь умно,- Алекс начал повязать шарф так же, как это сделал Дима.
Мы с Максом переглянулись и повторили за ними. И только после этого Алекс, а потом и мы с парнями выбрались из машины.
– Держи,- Алекс протянул мне флаг.
– Тяжёлый,- я покачала им в воздухе.
– И что теперь? – Дима насторожено посмотрел на площадь, переполненную людьми.
– Братика будем поддерживать! – озорно и весело подмигнул нам Алекс и поднялся на памятник.
Какой-то человек хотел его остановить, но второй, который был моложе первого, сказал что-то, что я не услышала, и нас пропустили.
Мы стояли за спиной у Марка. Теперь он говорил не так, как это было у него в кабинете. Он теперь кричал воодушевлённо и интересно о том, что пора взять власть в руки народа. Он много чего кричал, но я была слишком поражена всем, что мне открывалась с моего места, чтобы что-либо слышать. Я больше смотрела, чем слушала. Яро размахивая флагом, я смотрела на площадь, которая теперь словно лежала у меня на ладони.
Столько людей! Если бы здесь собралось всего десять человек, то ничего бы не изменилось. Но сейчас, мне кажется, здесь собрались все жители города. Нет, наверное, здесь собрались все жители области, а то лучше и всей страны! И когда они собрались все вместе, они сразу же стали сильными. Сразу же появилась сила и мощь, способные перевернуть строй целого государства. Появилась возможность вырвать у судьбы право на счастливую и лучшую жизнь.
Я не слышала слов Эрика, хотя мне уже и болели уши от громкого голоса, кричащего рядом. Я даже не видела лиц друзей. Всё, что меня волновало, - это море из живых людей. Море, над которым висели бело-красно-белые знамёна независимости и свободы. Сердце переполняла гордость и любовь к каждому, кто стоял здесь.
Я была благодарна каждому, кто стоял на этой площади. Отдельный человек, быть может, не способен что-то изменить. Но когда люди с одинаковыми целями и идеями объединяются, они превращаются во что-то сильное. И власти больше всего на свете боятся того, что люди могут объединиться. Слабые и несчастные, разбитые и сдавшиеся, в толпе единомышленников они становятся сильными и уверенными. И самое главное, что они готовы пойти на всё, чтобы сделать свою жизнь, наконец, достойной. Если государство обращается с народом, как со скотом, то настанет день, когда народ будет готов пойти на всё, чтобы показать, кто на самом деле в этой игре скот, а кто человек.
И только теперь, увидев то, как много людей вышло этим вечером на площадь, я поняла, что всю жизнь была эгоисткой. В своих мечтах о новом лучшем мире, я всегда представляла, как этот мир возникает благодаря мне одной. А сейчас я ясно осознала, что одному человеку ничего не изменить. Если мечта глобальная, если она касается всех людей, то участвовать в её осуществлении тоже должны все люди. Чтобы создать новый мир, люди должны объединиться.
Если я одна стану кричать о мире, где все счастливы, меня, вероятно, уберут быстро. Так всегда бывает. Тех, кто начинает кричать и призывает открыть шире глаза, убирают первыми. А знаете почему? Потому что если вовремя убрать первого, то никогда не будет второго и третьего. Никогда не будет разъярённой толпы. Поэтому тех, кто способен закричать, всегда убирали.
Они надеялись, что если уберут крикливых, то останутся только покорные. Но они ошибались. Если человек молчит, то это ещё не значит, что он не хочет кричать. К сожалению, а может и к счастью, все всегда ждут, пока кто-то сделает что-то рискованное первым. И лишь потом это делают остальные. Я закричала. Кричите теперь и вы. Кричите так громко, как только можете. Кричите так, чтобы в итоге собралась целая толпа тех, кто готов поддержать нашу идею о лучшем мире. Только, пожалуйста, не трусьте и не молчите.
Снега тем вечером не было. Вообще весь день не было снега. А я очень хотела, чтобы он пошёл. Было бы красиво. Я стала думать о снеге. Жаль, что на земле лежит вчерашний. Я отвлеклась от революции и всерьёз стала думать о снеге.
Постепенно даже что-то грандиозное начинает казаться обычным. Это как то, когда люди что-то хорошее, начинают считать само собой разумеющимся. Мы с вами не ценим крышу над головой, воду и холодильник, в котором есть что-то съедобное. Это нам кажется чем-то обычным. Вот так и революция вдруг перестала меня интересовать. Руки устали от тяжёлого флага, я передала его Диме и теперь думала о том, не слишком ли оскорбительно было бы, если б я пошла в машину погреться. Теперь я снова, как при первой встрече с Марком, ждала, когда же он замолчит.
Но он не молчал. Мне стало скучно. То, что сейчас вокруг столько людей, собравшихся ради высоких целей и моих идеалов, меня уже не волновало. Вы только подумайте! А ведь когда-нибудь при самом удачном раскладе наши потомки будут жить в утопическом мире и считать все те прелести, которые они заимеют, чем-то само собой разумеющимся, как я теперь думаю о революции.
Мне стало стыдно от того, что у меня перед глазами вершится история, а я думаю о чём-то постороннем. Захотелось забрать у Димы флаг, но он слишком уж радостно им размахивал. Я решила не лишать его этой радости. Он её заслужил.
«Возьми себя в руки! Тебе просто не может быть скучно! Это ведь революция!» - думала я. А потом сама же отвечала себе в мыслях: «Тем не менее, мне скучно! Мне надоело! Всё однообразно! Марк говорит об одном и том же слишком долго! Людям надоест и они уйдут! Может, вырвать у него мегафон и закричать что-нибудь ободряющее? О, нет, Эрик просил нас быть незаметными и ничего вызывающего не делать. Ему ведь достанется из-за нас, наверное. Думаю, он не просто так захотел нас не брать с собой. Наверное, это Марк ему сказал,- и я снова вернулась к главной мысли. – Как же мне скучно! Вот бы что-нибудь произошло!»