Анна Фаер
Шрифт:
– Мы. Не нуждаемся,- с расстановкой произнёс Макс. – Ты имела в виду то, что ты не нуждаешься?
– Я знаю, что в вас полным полно энергии! Вы просто притворяетесь!
– Всю энергию я потратил на то глупое путешествие…
– Не глупое! Совсем не глупое!
Я уже собралась описывать всю ту пользу, которою принесло нам наше «глупое путешествие», как раздался голос Димы.
– Мы так и будем здесь стоять? Может, пройдём?
Мы стояли в маленькой, тёмной и прохладной веранде. Не очень уютно. Я снова открыла
– Давайте на крыльце посидим? – предложила я. – Свежий воздух! Солнце! Пёс замечательный!
Фаер, который до этого дремал под деревянной белой лавочкой, открыл глаза и слабо завилял хвостом.
– Он рад меня видеть! – подошла и стала гладить его я. – Он меня так любит! Любишь меня, Фаер?!
Пёс, лизнул мне руку, и я радостно засмеялась, показывая не него пальцем.
– Видели? Вы это видели? Он меня просто обожает!
– Хватит мучать мою собаку,- сел на лавку, под которой лежал Фаер Макс.
– Не мучаю я его! Ему нравится!
Тут вмешался Дима.
– Сегодня на повестке дня,- напомнил он мне.
– Ах, да! – вспомнила я.
Макс запрокинул голову и закрыл глаза.
– Ну, кто тебя просил? Был бы спокойный день, если бы она не вспомнила.
– Я бы вспомнила! Такое нельзя забыть! Какой сегодня день?
– День города? – неуверенно спросил у меня Дима.
– Молодец! Плюс пять очков! Сегодня День города, и мы пойдём вечером на праздник! Это будет потрясающе. Салют, сладкая вата, воздушные шарики, аттракционы…
Я стала перечислять всё то, без чего не может обойтись не один праздник. Дима так и не опустил, поднявшуюся бровь, после слов об очках. Он, конечно же, не понял, о чём я говорю. Но всё честно, я тоже не совсем поняла. Просто мне захотелось как-то поощрить его.
– Как я всё это ненавижу, – раздражённо сказал Макс.
– О, у тебя будет целый вечер, чтобы это полюбить!
– Я лучше просто не пойду.
– Нет! – возмутилась я. – Минус двадцать очков! Это только за глупые слова! Представь, что будет, если эти слова превратятся в поступки!
– Даже представлять не буду. Не знаю, о каких очках ты заговорила, но уверен, что я уже в минусе. Мне терять нечего.
– Нет, ты пойдёшь!
Макс сделал глоток кофе, поставил чашку в сторону и спросил:
– А как же твой арест? Я понимаю, что днём ты можешь легко гулять и делать всё, что захочешь. Но вечером твои родители будут дома.
– Уж я найду какой-нибудь способ выбраться на волю, ты за меня не переживай,- улыбнулась я. – В десять часов вечера мы встретимся на площади. Я обязательно приду.
Над нами повисло молчание. Только Фаер тяжело дышал, высунув свой розовый язык.
– И нам будет весело! – зачем-то прибавила я.
Я стала наблюдать за Кирой, бегающей во дворе. Она остановилась у куста, на котором висела паутина с бабочкой, пытающейся вырваться.
–
– Бабочка?! – отозвалась ей я. – Её нужно спасти! Освободи её! Иначе её съест паук!
Кира принялась освобождать запутавшуюся бабочку.
– И что ты, по-твоему, только что сделала? – сузил глаза Макс.
– Спасла бабочку,- гордо подняла голову я.
– Руками ребёнка,- ухмыльнулся Дима.
– Нет, я не об этом. Ты думаешь, что это правильно? Правильно вмешиваться?
Я внимательно посмотрела на Макса, который загородил лицо от солнца, норовящего лизнуть его в щёку.
– Да. Ведь я сделала хорошее дело.
– Нет. Вот это бред полный. Невозможно делать что-то хорошее. Всё двойственно. Любое изменение несёт в себе равноценный плюс и минус. Понимаешь? Чем больше добра, тем больше и зла. Ты спасёшь бабочку, а вместо неё погибнет паук. Думаешь, одна жизнь ценнее другой?
– Нет, не думаю,- растерялась я.
– А что ты думаешь?
– Я думаю, что ты не прав. Не всё двойственно.
– Да?
– Да. Если бы кто-то решил все мировые проблемы, то все люди стали бы счастливы. И ничего плохого бы не произошло. Больше
не было бы несчастных людей.
Он улыбнулся.
– Ты думаешь совсем как ребёнок. Не будет так, что при исходе одного события, все станут счастливыми или несчастными.
– Слушай. Не нужно мне всё это объяснять. Я и без тебя всё это знаю! Но вот что, ты бы спас ту бабочку? – я резко перешла в наступление.
– Нет.
– Нет? – вырвалось у меня.
– Нет. Я бы не стал вмешиваться.
– И тебе её совсем не было бы жалко?
– Жалость? Я не хочу испытывать жалость, поэтому я её не испытываю. В большинстве случаев чувства только мешают.
Я даже не стала на него смотреть после этих слов, так это меня расстроило. Чувства ему, видите ли, мешают! Как бы не так! Разве хорошо быть бесчувственным болваном? Я всё-таки посмотрела на Макса и сразу поняла: да, хорошо. Люди, которые ничего не чувствуют, - самые счастливые и несчастные одновременно. Вроде бы его не так уж и сильно тревожит то, что мне не даёт покоя, но он всё-таки не стал счастливым от этого.
Не знаю почему, но на меня вдруг нахлынула волна какого-то странного чувства.
– Хватит! – я перестала гладить Фаера и поднялась.
Пёс встревожено посмотрел на меня.
– Ты хотел выходной? Сегодня мы отдыхаем! И никаких размышлений! Не о чём! Вечером, в десять, идём на праздник! У меня всё!
Я резко развернулась и пошла к себе домой. Я чувствовала два удивлённых взгляда, направленных мне в спину и радовалось тому, что взгляды удивлённые. Меня ничего не задело, чтобы я обиделась. Нет. Мне, наверное, просто захотелось внести чего-нибудь нового. Уйти неожиданно. Что может быть лучше? А они пусть и дальше там сидят!