Анна Ярославна. Русская королева Франции
Шрифт:
Анне все больше и больше нравился этот человек. Такой надежный и дружелюбный. Такой, на которого можно было без сомнений положиться. Все-таки хорошо, когда рядом есть подобные люди…
Глава 16
Смерть короля
Вернувшись в Реймс, Анна обнаружила короля в суетливых сборах. Он еле двигался и раздавал указания, не поднимаясь с кресла.
– И вызовете мне срочно Гослена де Шони.
– Что происходит? – спросила Анна у Агнесс.
– Я не знаю. Вчера поздно ночью прискакал гонец и сразу в комнату к королю.
– Эх, стоило мне уехать на один день. Не надо было пускать к нему гонца. У Генриха слабое сердце. Ему совсем нельзя волноваться, – Анна сбросила меховую накидку и поправила волосы. – Как Эмма?
– У нее все хорошо. Покушала бульончику с сухариками. Спрашивала о вас, мадам.
– Хорошо, я зайду к ней после. А сейчас мне надо поговорить с королем. Позаботьтесь, чтобы никто нас не беспокоил.
Анна решительно вошла к королю.
– Потрудитесь объяснить мне, сударь, что происходит? – Но, посмотрев на короля, смягчилась. Он стал совсем стариком. Тусклые глаза с трудом вглядывались в нее из-под косматых бровей. Рот открывался, словно собираясь что-то сказать, но издавал лишь неразборчивые звуки.
– Что? – Анна вышла в коридор и крикнула собравшейся дворне. – Позовите мне лекаря!
– Готье, – сказала она, заметив черную фигуру в углу. – Подойдите ко мне, друг мой. Расскажите мне все. Не утаивайте.
– Я и не собираюсь. Вы, действительно, должны все знать, – Готье вытер платком вспотевший лоб. – Вчера, загнав коня, прискакал гонец из-под Орлеана. Брат его Величества Роберт Бургундский напал на соседа и, захватив его замок, убил. Генрих как раз собирался туда. Очередное предательство Роберта подкосило его. Да вы и сами все видите.
– Но он не может в таком состоянии никуда ехать! Я остановлю его во что бы то ни стало!
Вдруг из своей комнаты вышел король. Было видно, что он собрал свои последние силы.
– Дорогая моя, – обратился он к жене, – я не могу оставить все так, как есть. Я чую, смерть моя близка, и именно поэтому я не могу оставить сыну королевство в таких расстроенных делах.
– Но, милорд, у вас же есть столько верных вассалов. Отправьте их.
– Я – король, – гордо сказал Генрих. – И я должен быть там.
– Умоляю вас, – на глазах Анны выступили слезы, но супруг был неумолим. – Ради меня. Ради наших детей.
– Ради вас я это и делаю, – Генрих поцеловал мокрые глаза своей супруги. – Прощайте! Я вернусь сразу, как только все устрою.
Король попрощался с детьми. Зашел в комнату к выздоравливающей дочке и в детскую к малышу Гуго. Филипп вышел проводить отца на улицу. Он стоял рядом с матерью и смотрел, как Генрих исчезает в утреннем тумане.
На следующий день весь двор переехал в Париж. И наступили долгие часы ожидания вестей от короля. Но все затихло. Никто ничего не знал. Даже слухи примолкли. Или их скрывали от Анны. Она не находила себе места, бродя из угла в угол. Готье тенью ходил за ней по пятам, а Агнесс периодически заглядывала, удостоверяясь, что все в порядке.
Но в тот момент Генрих уже был мертв. Он умер через четыре дня после своего отъезда. Внезапно. Во сне. У него отказало сердце, не выдержав последних переживаний. Его бездыханное тело обнаружил Гослен де Шони. И теперь вез его к жене и детям. Никто не хотел бы быть вестником смерти. Но тут уже ничего не поделаешь. Генрих был бы рад узнать, что в последний путь его сопровождает верный слуга и друг. Как ни странно, Роберт, услыхав о смерти брата, не возликовал и не стал претендовать на престол. Он послал свои соболезнования и извинения в том, что стал невольным или вольным виновником смерти Генриха. Гослен отправил гонца и во Фландрию к Бодуэну. Лишь в Париже ничего не знали. Преданный де Шони хотел, чтобы Анна услышала все из его уст.
– Черт побери, рыцарь я или нет? Или стал уже толстым бароном, разводящим кур и виноградники? – кряхтел он, пробираясь по топким трясинам, ведя усталую лошадь под уздцы. Позади него тряслась повозка с венценосным телом. – И как я все это сообщу королеве? Надо сперва к Агнесс. Но как? Куда я повозку скрою? Выбегут ведь, рыдать начнут.
Женских слез рыцарь боялся пуще всего на свете. Ему повезло, что его жена была не мастерица пускать бесполезную воду из глаз, как она выражалась. Ни разу не увидел он у своей супруги ни единой слезинки. Но и поводов у нее к тому, скажем прямо, при втором муже не было. Предупредительный, нежный, хозяйственный. Конечно, сам Гослен себя таким не считал. Каждую секунду совместной с Агнесс жизни он недоумевал, почему она выбрала его, за что полюбила.
Леса скоро закончились, и рыцарь выбрался на проселочную дорогу, прямиком ведущую в Париж. И к ночи странная процессия остановилась у замковых ворот.
– Кто ты? И чего тебе надо? – не узнал Гослена охранник. И неудивительно: рыцарь был в оборванной одежде и настолько грязным лицом, что одни глаза сверкали из-под насупленных бровей.
– Давай, Жак, открывай! Некогда мне тут с тобой препираться. У меня важные новости для королевы.
Тут взгляд Жака упал на повозку, накрытую каким-то тряпьем.
– Эй, Гослен, не хочешь же ты сказать…
– Нет, я ничего тебе не хочу сказать!
Ворота открылись, и рыцарь продолжил свое неспешное шествие. Через несколько минут уже весь город знал печальную новость. А Анна с сухими глазами стояла у бездыханного тела своего мужа.
– Пойдемте, моя дорогая. Вам не стоит на это смотреть, – уговаривал ее Готье, потому что король представлял сейчас собой весьма пугающее зрелище – за долгий путь, что он проделал в повозке, его одежда измялась, лицо оплыло и посинело, а тело источало омерзительный запах разложения. – Сейчас придут женщины, которые приведут его в порядок. Тогда вы сможете с ним попрощаться и позвать детей. Филипп все равно уже обо всем знает.
– В этой стране невозможно что-либо скрыть, – негромко сказала Анна. Она взяла в ладони мертвое лицо и поцеловала прямо в губы. – Нет ничего отвратительного в смерти, Готье. Оно есть в жизни. Генрих был мне хорошим мужем. Моим единственным, первым и последним мужчиной. Теперь у меня остались только дети. И пока они нуждаются во мне, я буду рядом.
Анна бросила последний взгляд на мужа и ушла. Готье еще немного постоял.
– Знал ли ты, что владеешь самой невероятной женщиной на свете? Ценил ли ты это так, как ценил бы я? Но даже сейчас, когда ты лежишь тут на столе, лишенный жизни, у тебя на нее больше прав, чем у меня когда-либо было, есть и будет. Что ж, я готов довольствоваться малым, крохами с царского стола.