Аномальная зона
Шрифт:
– Э-э… считаю, что вопрос о создании комиссии по организации похорон следует обсудить на партбюро… – нерешительно проблеял Клямкин.
Его поддержал Иванюта:
– Нужно срочно собрать всех офицеров в штаб, поднять по тревоге личный состав…
– Правильно, подполковник! – вспомнив наставления Октябрины, постарался придать своему голосу стальные нотки Эдуард Аркадьевич. – После общего сбора направьте всех сотрудников лагеря, включая вольнонаёмных, по рабочим местам. Усильте охрану периметра, введите патрулирование жилзоны, срочно выдвиньте дополнительный наряд к шахте. Время не терпит. Выполняйте.
– Е-есть! – машинально приставил ладонь к виску Иванюта,
– Потом обсудим, – категорично пресек его попытку осмыслить происходящее Марципанов-младший. – А вы, товарищ замполит, – обратился он к Клямкину, – срочно готовьте проект информационного сообщения о постигшей нас утрате для личного состава и спецконтингента. Текст представьте на утверждение мне. Поручите хозяйственной части готовить необходимое к траурной церемонии прощанья – гроб, кумач, венки… Ну это, я думаю, вы знаете. Лейтенант Подкидышев! – обернулся Эдуард Аркадьевич к телохранителю.
– Я!
– Проводите меня в кабинет полковника Марципанова, покажите, где и какие документы лежат. – И обернувшись ко всем присутствующим, добавил веско: – Мы, коммунисты, в беде и в горе должны лучше исполнять свой долг! Ни на мгновенье нельзя терять нити управления лагерем. Каждый из нас в эти трагические минуты должен найти в себе силы оставаться на боевом посту!
Лейтенант Подкидышев вытянул руки по швам синих отутюженных галифе и строевым шагом приблизился к Марципанову-младшему:
– Товарищ капитан! Взвод личной охраны начальника лагеря поступает в ваше полное распоряжение и готов выполнить любой ваш приказ!
Эдуард Аркадьевич, изобразив на лице глубокую озабоченность, кивнул и, обращаясь к окружающим, предложил:
– За работу, товарищи!
3
Сентябрь – пожалуй, лучший месяц в тайге. Солнышко не потеряло тепла, просвечивает болотное редколесье насквозь до жёлтой привядшей травы и хвойного настила у подножья елей и кедров, попряталась мошкара и гнус, и такая тишь, умиротворение и покой стоят на сотни километров безлюдного пространства вокруг!
Даже в затерянном в таёжной глухомани лагере, отрезанном от Большой земли непроходимыми зловонными топями, где возилась, ворочалась привычная, негромкая, но всё-таки жизнь, время оцепенело, застопорилось в эти осенние дни, прошедшие под знаком безутешного траура по почившему в бозе Хозяину.
В три дня умельцы из числа заключённых из ствола огромной, высушенной до стального звона лиственницы выдолбили и вырезали, сверяясь со старой фотографией, на которой Марципанов-старший был молод, лих и целеустремлён, бюст полковника. Его установили на гранитном постаменте над могилой, расположенной в центре посёлка, и даже порешили вечный огонь у подножья монумента запалить. Долго спорили, нефть подвести туда для поддержания пламени или природный газ.
– Да что вы голову морочите! – взорвался наконец Иванюта. – Горелки, форсунки… Поставим зека-истопника, он будет круглые сутки поленья в костерок подбрасывать – дров-то у нас навалом, вот вам и вечный огонь.
– Не погаснет? – засомневался кто-то.
– Будет гореть, пока мы хотим! – отрезал подполковник. – Никуда он, падла, не денется!
Похороны начальника лагеря прошли без эксцессов. С учётом возраста Хозяина все его приближённые положа руку на сердце понимали, что день, когда он уйдёт в лучший мир, как говорится, не за горами. От того и скорбь по покойному была тихой, не надрывной, а сотрудники, шедшие в траурной процессии, вздыхали, примиряя себя со случившимся: «Да уж… по-о-ожил…»
Массивный, сработанный на совесть из красного, нетленного и в земле, кедра, отполированный, с медной клёпкой, гроб с телом Хозяина за неимением пушечного лафета везла тройка ладных коней, запряжённых в тачанку, ощетинившуюся пулемётом «максим», что, по замыслу Клямкина, как бы символизировало преданность покойного идеалам революции и далёкой чекистской молодости с сабельными походами по степям Украины, штыковым ударом по мятежному Кронштадту и веерными, из пулемёта в упор, массовыми расстрелами пленных белогвардейцев и контриков после восстановления советской власти в Крыму.
– Товарищи и граждане. В час тяжкого испытания обращаюсь я к вам, друзья мои, – прочувствованно начал, взобравшись на шаткий табурет, установленный у края могилы, капитан Марципанов.
Далее он, поглядывая в заготовленную заранее бумажку, подробно перечислил дедушкины заслуги перед партией и правительством, органами внутренних дел, поклялся сохранить и приумножить то хорошее, что было создано за годы его правления лагерем, и пообещал, не останавливаясь на достигнутом, идти дальше, дальше, дальше!
– Всякая теория, – глубокомысленно вещал притихшей толпе Эдуард Аркадьевич, – тогда чего-нибудь стоит, когда она находится в непрерывном творческом развитии, а её сторонники используют все новейшие достижения человеческой мысли, передовой науки и техники. При жизни Маркса, товарищи, не было танков, а Владимир Ильич Ленин не подозревал даже о существовании атомной бомбы. Значило ли это, что товарищ Сталин не должен был использовать танки и атомные бомбы для защиты завоеваний революции? Нет, конечно. Товарищ Сталин вооружил пролетариат и танками, и бомбами, и много ещё чем, разработанным советскими учёными для отражения империалистического агрессора. К чему это я? – строго посмотрел он на сгрудившуюся у могилы Хозяина толпу.
Женщины, кутаясь в платки, подвывали тихонько, а вохровцы, многие при оружии, напряжённо слушали, сдёрнув фуражки и пилотки, склонив седые, коротко стриженые головы, сурово супили брови, играли напряжённо желваками и роняли скупые мужские слёзы.
– А к тому! – увлекаясь собственным красноречием, смял ненужную бумажку с заготовленной речью в кулаке Эдуард Аркадьевич. – К тому, что наши враги из капиталистического мира непрестанно перевооружаются, в том числе и технически. Я знаю, например, что дедушка…. простите, полковник Марципанов… при жизни интересовался такими новинками, как компьютерные технологии, сотовая связь, волоконная оптика. Здесь мы не должны плестись в хвосте мировой цивилизации, товарищи. Взять у капитализма на вооружение лучшее, что создано им в последние годы, – вот наша наипервейшая задача, друзья. Ту же сотовую связь, электронную почту, Интернет вполне могут использовать наши разведчики, работающие во вражеском окружении. Дадим, как говорится, их же салом да по буржуинским мусалам, товарищи! Гранёный штык трёхлинейки надёжно разит врага, – развивал свою мысль Марципанов-младший, – однако сегодня к лучшему в мире автомату Калашникова примкнут штык-нож. Им можно не только колоть, но и резать, строгать, пилить, перекусывать колючую проволоку… Его можно метнуть в противника, уничтожив его на расстоянии. Но штык-ножа на вооружении у наших чекистов пока нет. Значит ли это, что мы должны выбросить испытанный в классовых боях четырёхгранный штык, товарищи? Нет, конечно. Мы должны перековать его в современное грозное и многофункциональное оружие – штык-нож! Понятно, к чему эта аналогия, друзья? За перековку, товарищи!