Аномальщик 4
Шрифт:
Она глубоко вздохнула.
— Да и как ни крути, а это заказное убийство получается. В законе ведь не прописано такое право генсека — людей без суда и следствия казнить. Если вскроется — одной отставкой дело может не обойтись.
— А если смерть наступит в результате самообороны — это тоже будет считаться заказным политическим убийством? — полюбопытствовал я.
Валентина прищурилась:
— Ты что задумал, а?
Я пожал плечами, изобразив святую невинность на лице.
— Да просто интересуюсь, на всякий пожарный. Так-то мы с Медиатором уже давненько
Валентина задумалась на мгновение, а потом отрицательно помотала головой:
— Это ведь после того как он Майю похитил? Вряд ли. Возможно, тебе бы ещё и премию выписали. Понимаешь, это у живого у него связи. А дохлый он даром никому не сдался, лезть в такое дело — только самому мараться.
Я кивнул, переваривая услышанное. Значит, если припрёт — можно будет и по-жёсткому сыграть.
— Ладно, — вслух сказал я, поднимаясь. — Пойдём мы, дел ещё невпроворот.
— Давайте, — кивнула Валентина. — И спасибо, что составили компанию. Кажется, мне просто надо было выговориться.
Мы с Майей только улыбнулись в ответ. Мол, всегда пожалуйста.
Если в первые три дня работы комиссии мы боялись что сдохнем, то в следующие дни мы начали на это надеяться. Причём, судя по землистым лицам членов комиссии — не только мы, но и они тоже.
— Ретрансляторы внутренней связи сегодня смонтировали и запустили, — проектировщик Кирилл пошёл по списку. — Надо проверить.
— Мы проверим, — заверил Карпов.
— Во всех местах, где возможен перепад освещённости, — продолжил Кирилл, — сделали адаптивное освещение. Схема, правда, радиолюбительская почти что.
— Главное что работает, — отозвался сам Ковалёв. — Я уже видел, мне понравилось. Вечером ещё пройдусь, посмотрю, как в сумерках срабатывает.
— Вечером проводим тест давлением противопожарной системы, — напомнил Малинин. — У Геннадия Петровича всё давно готово, осталось проконтролировать.
— А я хочу напомнить, что нам взлётно-посадочная полоса понадобится и после следующей рокировки, — Сергей Киров вызвался поучаствовать в совещании, чтобы как раз этот вопрос обсудить. — И вы нам должны будете построить её заново в пределах аномальной зоны, и чтобы до миллиметра по высотным отметкам совпала. При посадке все неровности очень сильно чувствуются!
— Исполнительную съёмку уже провели, а реперы вынесли в бетоне ещё до начала всего строительства, — поспешил развеять его опасения Геннадий Петрович.
— Ну хорошо, — успокоился Сергей. — Вертолёт-то уже можно перегонять?
— Да, можно, — ответил ему новенький в комиссии, которого вызвали взамен Громова. — Перекрытия проверены на два раза.
И вот такая чехарда — каждый день, три раза в день. Помимо решения оргвопросов — бесконечная карусель по выявлению замечаний. Утром находим недочёт, после обеда отчитываемся об исправлении, а к вечеру комиссия заново проверяет, и или вычёркивает, или выносит новое предписание.
Где-то не предусмотрели ограждение пешеходной зоны параллельно с проездом тракторов. А на башнях ограждение предусмотрели, но на одной из них оно перекрывает пулемёту угол обзора, и если до применения этих пулемётов дойдёт дело — от ограждения полетят ошмётки.
В некоторых жилых комнатах обнаружились неработающие розетки. Мелочь, конечно, но досадная.
А где-то кран начал протекать — ставили в спешке, и кран не прошёл тест давлением. Понятно, что такая неисправность экспедицию не остановит, но всё равно исправлять надо.
И вот таких косяков, от самых мелких до весьма серьёзных — несколько сотен.
Впрочем, как успокоил Геннадий Петрович, для тех сроков, в которые всё строилось, недочётов не так уж и много. Он лично думал будет больше.
В воскресенье утром Валентина неожиданно подняла вопрос о возможности организации прощальной вечеринки. Кроме нас с Майей, Валентины и Островского, никого из будущих членов экспедиции с территории после истории с Громовым уже не отпускали, а посещения с самого начала строго запретили. И так получилось, что у людей внезапно пропала возможность попрощаться с близкими. В результате все ходили унылые, и на общей атмосфере это сказалось не лучшим образом.
— А что с безопасностью? — спросил Ковалёв. — Так-то мы должны закончить не позднее завтрашнего дня. Во вторник медкомиссия, и вы хотите, чтобы к вам сюда приехала куча людей с непонятным состоянием здоровья?
— Проверим каждого, — пожала плечами Валентина. — Личный досмотр и осмотр у врачей. Но для боевого духа это крайне важно, я считаю.
— Вам решать, — развёл руками Ковалёв. — Наша задача — объект проверить. Завтра мы вам его, надеюсь, благополучно в эксплуатацию сдадим, и эксплуатируйте на здоровье, как знаете. С завтрашнего дня главный на объекте товарищ Островский.
— Я не возражаю, — хмыкнул Пётр Викторович. — Только без алкоголя.
— Только не говорите, что у вас в экспедиции будет сухой закон! — притворно ужаснулся Ковалёв.
— А я и не говорю, — улыбнулся ему Островский. — Болезные и рахитики с нами не едут, а здоровым людям изредка и чуть-чуть, в меру, не повредит. Да и многим на той стороне Новый год предстоит отмечать. Но это всё потом, не в момент перехода. Пока там полностью не освоимся — всё же да, сухой закон.
— Разумно, — вынужден был согласиться генерал.
После этого совещания я дал личному составу указания, кого звать, а кого нет. В принципе, все решали сами, но я сразу попросил, чтобы больные оставались дома. Врачи всё равно не пропустят. И чтобы домашние заготовки не тащили — на досмотре всё равно изымут и придётся тащить всё обратно. Народ начал возмущаться, мол, как так! Подумав, я всё-таки дал добро на домашние деликатесы длительного хранения, которые можно визуально оценить на пригодность к употреблению. То есть варенья-соленья в стеклянной таре и копчёности. В конце концов, даже космонавтам иногда такие вкусняхи передают, а у нас же не космос.