Анонимный заказчик
Шрифт:
— И правда что, — засмеялся Семен, взглянув на часы. — А мне тут в одиночестве кажется, что неделя уже прошла. Ты, Володя, свяжись с районным отделом, пусть они тебе участкового инспектора пришлют. С того участка, куда ресторан входит. Он многое может знать.
— Свяжусь, Семен Иванович! — пообещал Лебедев. — А вам — ни пуха!
— К черту! — привычно ответил Бугаев и положил трубку.
«Значит, Жогин в больнице, жена рядом с ним. Я, естественно, кроме того, что телефон не отвечает, не знаю ничего другого. Пойти к Жогину домой, где соседи могут мне сообщить про больницу, я могу не раньше,
…Пока Бугаев разговаривал с Володей Лебедевым, пока расхаживал по комнате, размышляя о том, как себя держать, если все-таки на него «поставят», прохлаждаться на балконе ему расхотелось. Он был человеком живым, подвижным, его всегда тяготило ожидание. Из десятка изречений, оставшихся в памяти после сдачи экзамена по латыни, он чаще всего повторял: «Вдвойне дает тот, кто дает скоро». «Юре Белянчикову здесь сидеть, — в который уже раз подумал Бугаев. — Он человек уравновешенный, сидел бы, продумывал варианты». Но Белянчиков в уголовном розыске проработал уже чуть ли не двадцать лет, среди уголовников был фигурой известной. Мог напороться на какого-нибудь крестника. А Володя Лебедев был еще совсем молод.
Взгляд на ряды пустых бутылок под кухонным столом направил мысли Бугаева в определенное русло. «Что делает утром прощелыга, вроде меня, крепко погулявший накануне? Идет к ближайшему пивному ларьку и поправляет сильно подорванное здоровье. А к одиннадцати заглядывает в винный магазин — неприлично, чтобы в таком доме стояли только пустые пыльные бутылки. Пора наконец действовать, — подумал Семен. — Пора знакомиться с окрестными жителями, с любителями побалагурить у пивного ларька». Решение начать «нормальную» жизнь немного разрядило его — даже такая жизнь все-таки означала движение. А движение и было для Бугаева жизнью.
Когда Семен вышел из дому, старик все еще копался в земле. У него и удобрение было приготовлено — два больших пакета аммофоски лежали рядом с лейкой и граблями.
— Не рано сад сажаете, дедушка? — спросил Бугаев.
— Рано никогда не бывает — только поздно, — буркнул дед. Выглядел он не таким уж и дряхлым, как показалось Бугаеву с балкона. Высокий, костистый, с загорелым лицом, старик «тянул» лет на семьдесят, не больше.
— Кусты-то не приживутся, — подзадорил его Семен.
Старик промолчал.
— Или вы секрет какой знаете? Тогда мы тут под вашим руководством такой сад засадим! — мечтательно сказал Бугаев, словно бы и впрямь стал одним из жильцов этого светлого дома на заливе.
— Как же, засадите! — откликнулся дед. — Шпанят своих понавезете, они тут дадут шороху вашему саду.
— Да ведь вы-то сажаете? — удивился Семен. — Не боитесь? Лиха беда — начало!
— Сажаю у себя под окнами. Вона они, на первом этаже. И буду стеречь, на солнышке посиживать. Мне хватит. А вы можете хоть розы до самого залива
— Какой стол? — с недоумением спросил Бугаев.
— Для костяшек. Таких, как ты, забойщиков уже вселилось несколько. Через пару дней снюхаетесь.
— Эх ты, дед, садовая голова! — только и нашел что ответить Семен и, вздохнув, пошел по неровной тропинке через пустырь. К торговому центру. Бутылки позвякивали в сумке, и он, чувствуя, что дед провожает его насмешливым взглядом, готов был запустить их куда-нибудь подальше. Но только, качая головой, шептал со смешанным чувством разочарования и злости: «Ну дед! Не дед, а куркуль!»
17
Осокин выглядел подавленным. Застывшие голубые глаза смотрели безучастно, лицо было плохо выбрито. Да и костюм он надел помятый. У Корнилова, понимавшего, что Борису Дмитриевичу сейчас не до своей внешности, мелькнула все-таки мысль — а не играет ли Осокин чуточку «на публику»?
Перечитав свои показания, Осокин подписал их и вздохнул:
— Ну вот, подписал себе приговор.
— До приговора еще далеко, Борис Дмитриевич, — сказал Корнилов.
— А-а-а!.. — отмахнулся Осокин. Этот приговор главный, — он пододвинул полковнику листок с показаниями.
— Придется еще все-таки съездить на место. В присутствии понятых показать, откуда выскочил человек, где вы остановились…
Борис Дмитриевич поморщился. Потом спросил:
— Что хоть это за мужчина? Я видел только, что не молодой…
— В мае пятьдесят лет исполнилось. Котлуков Лев Алексеевич, по кличке Бур.
— По кличке? — брови у Бориса Дмитриевича поползли вверх, и Корнилов впервые за время разговора увидел, что глаза у него ожили. В них появился огонек интереса. — Он что же, уголовник?
— Недавно вышел из заключения.
Осокин некоторое время сидел молча, сосредоточенно обдумывал услышанное. «Уж не надеется ли он, что за уголовника ему могут смягчить наказание? — подумал Корнилов. — А что скажет, когда узнает, что тело еще не найдено?! Да-а, юридический казус… Но скрывать от него мы ничего не имеем права».
— А у погибшего есть родители? — спросил наконец Осокин.
— Нет, Борис Дмитриевич. И детей тоже нет. Так что гражданского иска к вам не последует. И есть еще одно обстоятельство, о котором я должен поставить вас в известность: тело сбитого вами Котлукова пока еще не найдено.
— То есть как это «не найдено»?
— Когда приехала милиция и «скорая помощь», вызванная Колокольниковым, тела уже не было.
— Значит, он остался жив?! — В голосе Осокина смешались удивление и надежда.
— Колокольников, тот дачник, что наткнулся на тело, дал показания, что человек был мертв. Мы проверили все больницы и поликлиники. Никаких следов.
— Но куда-то он ведь делся?
— У нас есть предположение, — сказал Корнилов, — но это пока только предположение. Служебная версия.