Антагонисты
Шрифт:
— Никто никогда не звал нашего папу Занозой, — озадаченно отозвалась Кэролайн.
Странное выражение промелькнуло на лице ее брата.
— Никто никогда не звал его иначе как «милорд».
— Да, — вставила мама, — он был настоящий аристократ. Но не пройти ли нам в дом, Торнтон? Вы, наверное, хотите показать мистеру Мэрроу, где он будет жить?
На другое утро спозаранку я вошла в конюшни, собираясь, как всегда, поехать на прогулку с гунтерами на моем пони. Меня очень удивило,
— Дина! — воскликнул он, удивленно глядя на меня. — Что ты здесь делаешь?
— Каждое утро выезжаю вместе с конюхами. — Я старалась говорить как можно вежливее. Меня немного напугала моя собственная вчерашняя грубость, и потому я твердо решила больше не повторять ошибок.
— Ты?
Снова на его лице появилось то же пренебрежительно-высокомерное выражение. Ладонь у меня так и зачесалась.
— Да, я, — ответила я с достоинством и, подражая Эдвардсу, задрала подбородок и уставилась вдаль. — Конюхи не возражают, а для Счастливчика весьма полезно немного размяться. Ведь с твоей сестренкой мы никогда не пускаем коней быстрее легкого галопа.
— Да, Кэролайн у нас трусишка, — согласился Торнтон.
– Она неудачно упала с лошади несколько лет назад и потом месяца три лежала в постели. С тех пор боится ездить верхом.
— Что ж, если учесть, что ваш отец погиб, упав с лошади, то у нее есть причины бояться, — огрызнулась я.
Торнтон опять удивился, и меня осенило: наверное, очень немногие осмеливались перечить графу. Я снова устремила глаза вдаль. Он сказал:
— Когда ты так смотришь, то ужасно похожа на Эдвардса. Я почувствовала, что краснею. У меня очень бледная кожа, и она выдает чувства, которые я предпочла бы никому не показывать. С ненавистью посмотрев на графа, я поняла, что он разглядывает мои ноги.
— Что такое! — воскликнул он с сильно преувеличенным удивлением. — Что это еще за маскарад?
К вящей моей досаде, я почувствовала, как кровь с новой силой прихлынула к щекам.
— И вовсе не маскарад! — с вызовом возразила я. — Просто костюм для верховой езды. — Действительно, на мне были мужские бриджи. Мама упала бы в обморок, если бы узнала. Ведь, катаясь с Кэролайн, я облачалась в амазонку, которую мне купили, когда мы приехали в Торнтон-Мэнор.
— Боже правый, — проговорил Заноза, устремив глаза куда-то мне за плечо. — Это еще что такое?
«Это» был всего лишь Сержант, который заглянул в стойло, чтобы присоединиться ко мне на утренней прогулке.
Сержант — очень крупный пес. Если честно, он ненамного ниже Счастливчика. И если совсем честно, я думаю, что он не слишком красив. Конечно, для меня он все равно самый прекрасный, но ведь я люблю его. Однако
— Моя собака, — сообщила я графу и потрепала слишком большие коричневые уши. — Его зовут Сержант.
— Ну и чудовище, — ответил Заноза и щелкнул пальцами. Сержант, глупенький, сразу же подошел — лишь бы ему уши почесали.
В эту минуту появился старший конюх.
— Лошади готовы, милорд, — сказал он. — Счастливчик тоже ждет, мисс Дина.
— Неужели этот ребенок действительно катается с гунтерами? — Заноза явно стремился задеть мое самолюбие.
— Каждое утро, милорд.
Старшего грума звали Джон, и он стал одним из моих ближайших друзей.
— Она отчаянная наездница, милорд. Точь-в-точь как вы сами были в этом возрасте.
Мы с кузеном поглядели друг на друга, одинаково оскорбленные сравнением.
— Но она девочка, — промолвил Заноза, презрительно скривив губы.
— Да, но спорим, скачу на лошади ничуть не хуже тебя, — ответила я, — хотя ты на пять лет старше!
— Ха! — Мы с вызовом уставились друг на друга. — А ну-ка, давай поглядим.
— Ну-ну, милорд. — Джон попытался умиротворить нас. — Не хватало только неприятностей.
— Неприятностей? — Заноза приподнял свои атласные брови. — Какие могут быть неприятности? Ведь мисс Дина скачет, словно кентавр. Она только что сама так сказала. Да и ты ее поддерживаешь.
Папа рассказывал мне про кентавров.
— Я скачу лучше кентавра, — заявила я.
Мы снова гневно переглянулись, и вдруг Торнтон улыбнулся мне самой отвратительной и ехидной улыбкой.
— Ну, пойдем, рыжая, — сказал он, — посмотрим, на что ты годишься.
Я зашагала следом за ним к деннику, мысленно решив скорее убиться насмерть, чем оплошать перед этим задавакой.
И я правда чуть не убилась. Стремясь продемонстрировать свое искусство, я пустила Счастливчика таким аллюром, который оказался для него слишком быстрым. И как того и следовало ожидать, случилась беда. Я получила несколько серьезных ушибов и вывихнула ногу. Счастливчик, слава Богу, остался цел.
Единственным отрадным моментом за все то утро оказался выговор, который сделал графу Джон. Он заявил, что это Заноза «спровоцировал» меня. На самом деле так оно и было, так что граф получил по заслугам. Заноза ужасно разозлился. Однако злился он явно не на себя, а на меня. Потом, годы спустя, я поняла, что Заноза никогда и ни при каких обстоятельствах не считал себя виноватым. На самом деле, как правило, он-то и бывал виновен, хотя всегда старался свалить все на меня.