Антарктида online
Шрифт:
Сами яхтсмены вряд ли бы вспомнили о сосланном на седьмой километр Квазимодо-Самоклюеве. И вряд ли нашли бы в тумане его заимку с одиноким домиком и холодным складом.
Правда, туман как-то вдруг очень быстро потек в сторону океана, однако коченеющего Зубко это не обрадовало.
– Пурга идет, – сказал он, стуча зубами.
– Обходим поселок по дуге – и марш-бросок до седьмого километра? – предложил Баринов.
– Спятил? Я же говорю – пурга идет.
– Сильная?
– Обыкновенная. Пурги не видал? Заблудимся и померзнем.
– Ложись! – не своим голосом крикнул Нафаня, падая брюхом на лед.
Попадали и остальные. Очень своевременно: ветер остервенело рвал туман в клочья. Сразу сильно похолодало. Стало хорошо видно, что делается в поселке. И слышно. Автоматная пальба почти везде прекратилась, зато на юго-западной окраине то и дело бухали взрывы, и ветер подхватывал какие-то кружащиеся в воздухе обломки.
– Блин, да они по нашим яхтам лупят! – вне себя заорал Крамаренко. – Из подствольников – по яхтам! Суки!..
Он вскочил и, кажется, был готов бежать спасать «Анубис». Баландин поймал его за ногу и уложил рядом с собой. Юра рыдал и грозился.
– Тихо, тихо… – втолковывал рассудительный Баландин. – Не шуми и, главное, не шевелись. Живее будешь, капитан.
– Капитан чего?! Хана «Анубису»…
– Хорошая яхта была, не спорю. Будет новая. Ты только глупостей не делай – мертвым яхты не нужны.
Какое-то время все пятеро лежали без движения, надеясь, что издали их примут за нечто неодушевленное. Промокший Зубко стучал зубами все сильнее.
– Гляньте, «Кассандру» видно! – подал голос Нафаня.
Повернули головы. За естественным молом все явственнее проступал корпус плавучей резиденции Шимашевича. Возле борта теплохода близ опущенного трапа прыгал на мелкой волне катер морпехов. Никаких звуков с «Кассандры» не доносилось.
– Сдались! – зло сплюнул Баринов. – Без выстрела сдались. Вот вам и «папа Шимашевич»…
– У него свои методы войны, – возразил несклонный к поверхностным суждениям Баландин.
– А мне плевать, какие у него методы. Оружием он поделиться мог, нет?
– А это что? – указал Баландин на свой автомат.
– Одна штука? И последний магазин, я не ошибаюсь? Одели голого в резинку от трусов…
– Ладно – в резинку… Что делать-то будем?
– Ж-ж-ждать, – вымучил Зубко.
– Пурги ждать, да? А потом?
– К к-куполу а-аэрологов. Т-там рядом два с-снег-гохода и т-т-трактор. Д-должны б-быть…
– Сам видел? Сегодня? Не вчера?
Зубко усиленно закивал.
– Тогда ждем.
Ждать пришлось недолго. Первый заряд снежной крупы прошелся наждаком по лицам, и спустя три минуты исчезла в белой пелене «Кассандра»; исчез и поселок.
– Бегом!
Дизелиста пришлось едва ли не силой отдирать от наста и безжалостно подгонять. «Только бы не нарваться на морпехов», – думал Баландин, бодая метель. Случись встреча нос к носу – и у антарктов практически не было бы шансов.
Повезло: до аэрологического купола никого не встретили и вышли точно. Снегоходы нашлись сразу же, но радости с того было немного. Один из них лежал на боку с оторванной лыжей; другой, расстрелянный, как видно, из крупнокалиберного пулемета, превратился в заурядный металлолом.
Трактора на месте не оказалось. Кто-то отогнал его. Быть может – оккупанты. А может быть, кто-то из антарктов все-таки вырвался, скрывшись в метели.
Хотелось так думать.
– Ну что, – спросил, задыхаясь, Баринов, – кажется, финал? Прячем оружие, идем сдаваться?
Ему долго не отвечали. Свистел ветер, секла снежная крупа. Потом кто-то – кажется, Крамаренко – через силу ответил:
– А что нам еще остается?
Глава шестая
Осиный рой
Ефим Евграфович Ерепеев сказал чистую правду: кроме переселяемых «в оазис Грирсона» пассажиров санно-гусеничных поездов, только один человек во всей Антарктиде знал истинное местоположение нового поселка. Этим человеком был Игорь Непрухин. Собственно говоря, место для будущего поселка было предложено Ерепеевым и одобрено мэром Новорусской. «Ты все-таки Вобан, а не Рымникский», – съязвил при этом мэр и был облаян по матери. «Е в кубе» вообще не верил в молодецкий натиск и никогда не скрывал, что считает Непрухина разгильдяем, трепачом и шапкозакидателем. «Чем больше сделаем сейчас, тем будет легче потом, – увещевал он, стараясь удержать лексику в рамках. – Твое дело не мешать. Работать буду я, а ты – рот зашей».
Механики-водители знали только то, что поезда ходят не в оазис Грирсона, но вряд ли могли, даже если бы очень захотели, ткнуть в правильное место на карте. Они и без того знали слишком много, и «Е в кубе» не жалел времени, внушая: молчать! Молчать! Молчать! Что, противно людям в глаза смотреть? А ты отвернись и молчи!
Новое поселение громко назвали городом Солнца, а по-русски Солнцеградом или просто Солнечным – отчасти для сохранения тайны, отчасти для привлечения добровольных переселенцев, совсем уж отчасти в память Томмазо Кампанеллы, а больше всего из невеселой иронии. Солнца над ним не было и в помине, даже когда ветер уносил туман. Чаще всего в таких случаях начинал сеяться мелкий дождь и был способен своим упорством довести человека до исступления. Промозглая сырость не украшала быт. Фриц Вентцель, уныло сморкаясь, шутил, что это гниющее под дождем становище следовало бы назвать не Зонненбургом, а Шнупфендорфом – Насморочной деревней.
«Е в кубе» – честь и хвала! – успел провести в Зонненбург-Шнупфендорф три санно-гусеничных поезда. Вывез почти восемьдесят человек, всякий раз выдерживая тяжелое объяснение с переселенцами, взбешенными обманом и перспективой жить в волглой сырости. Звал Непрухина, настаивал, справедливо указывал на то, что риск вторжения с каждым днем возрастает – и добился-таки твердого обещания выехать четвертым рейсом…
Какой такой четвертый? Не будет его. А будет долгий, выматывающий допрос всех подряд – куда девалась часть людей и почти вся техника? В оазис Грирсона? Подумайте получше. И, ясен пень, первым, за кого возьмутся как следует, так возьмутся, что все расскажешь, будет мэр Новорусской Игорь Непрухин.