Анти-Горбачев
Шрифт:
От Политбюро в президиум съезда делегировали Романова и Щербицкого, чисто как свадебных генералов, посидеть, послушать… Кулиджанов, которого тоже попытались не избрать, но неудачно, разливался соловьём с высокой трибуны, как это делало абсолютное большинство советских партийно-хозяйственных функционеров в те годы. Вроде бы все слова по отдельности знакомые, а в совокупности ни во что осмысленное не связываются. Романов тихонько в это время переговаривался со Щербицким по посторонним вопросам — того очень интересовал Тбилиси вообще и Гамсахурдия в частности, вот Романов и сообщал ему подробности.
Но тут речь Кулиджанова, наконец-то,
Шенгелая, председатель грузинского союза киношников… «Настала пора решительных изменений наших взаимоотношений с Госкино СССР, что, в первую очередь, должно выражаться в предоставлении больших прав республиканским комитетам и киностудиям. Было бы правильнее, если бы они сами утверждали сценарии и сами же отвечали за свою продукцию» (мало прав, ой, мало). И ещё «Необходимо реально передать все денежные лимиты республиканским комитетам и студиям. Пусть они сами по своему усмотрению и при необходимости перераспределяют финансы. Отказавшись от мелочной опеки, Госкино СССР успешно могло бы заняться кардинальными вопросами» (кто о чем, а грузин про деньги). Ну и наконец самое феерическое «План развития нашего государства, намеченный партией, охватывает период вплоть до двухтысячного года и дает представление о перспективах. А каковы перспективы развития нашего кино? Интересно, как будет выглядеть в двухтысячном году киностудия «Ленфильм», «Арменфильм» или наша киностудия?!» (а никак, Эдик, хотел было высказаться с места Романов, не будет выглядеть ваша студия в 2000 году — сдадут её под коммерческие ларьки).
Далее были утомительные речи представителей всех кино-националий, а также кино-начальников из дружеских стран, от Вьетнама и до самой Кубы. А кроме того Роллан Быков, Будрайтис и Меньшов резко покритиковали засилие косности и бюрократизма, особенно сильно проехавшись по Бондарчуку-старшему и его Красным колоколам. Единственное выступление в защиту Бондарчука было от Никиты Михалкова «Можно, к примеру, по-разному относиться к фильмам и личности Сергея Бондарчука— это дело индивидуальное. Но неизбрание делегатом съезда советских кинематографистов того, кто сделал «Судьбу человека», «Войну и мир», «Они сражались за Родину» и уже только этими фильмами вошедшего в историю отечественной культуры, есть ребячество (аплодисменты), дискредитирующее все искренние, благие
порывы оздоровить унылую формальную атмосферу, царящую в нашем Союзе».
Ну и итоговые выборы руководства Союзом были, собственно, ровно такими же, как и в реальной ветке истории — Элем Климов, Алексей Герман, Сергей Соловьев и др и пр.
Романов со Щербицким ни во что не вмешивались, но по окончании съезда всё-таки решили поговорить с новоизбранным руководством Союза.
— Товарищи кинематографисты, — так начал своё выступление Романов, — мы с Владимиром Васильевичем с большим интересом ознакомились с текущими заботами и чаяниями работников кино, и вот что хотелось бы заметить…
Тут он достал пачку сигарет и закурил, никому больше не предложив.
— Как говорил товарищ Саахов — бумага составлена верно, но есть и обратная сторона проблемы. Вот всех вас… ну хорошо, не всех, но большинство не устраивает, как работает Госкино и смущает засилие цензуры. Всё верно, и Госкино функционирует не очень, и цензура бдит на своём посту. Но худо-бедно советское кино выдает на-гора шедевры, пусть нечасто, но выдаёт. Если вы считаете, что в Голливуде снимают только выдающуюся продукцию, то зря, 90 процентов шлака оттуда выходит. То же самое в Европе — Бельмондо и Челентано хорошие артисты, но и у них случаются проходные фильмы.
Романов встал со своего места, прошёлся туда-обратно вдоль окон и продолжил.
— То же, что предложило большинство съезда, я не могу назвать другим словом, как это обозначил Михалков — ребячество и есть. Вместе с водой вы выплёскиваете и ребёнка, вот как это называется, товарищи. Хотите, я вам набросаю приблизительный план развития нашего кино, если всё будет развиваться в русле решений этого пятого съезда?
— Набросайте, Григорий Васильевич, — ответил самый смелый из сидевших Элем Климов.
— Пожалуйста, — пожал плечами Романов, — слушайте и не говорите потом, что не слышали…
— Вот нам всем на съезде показали новый фильм этого… Абуладзе, «Покаяние» называется. Что вам из него запомнилось?
— «Эта дорога ведёт к храму», — смело ответил Климов.
— «Зачем нужна дорога, если она не ведёт к храму?» — добавил Герман.
— И всё? — c насмешкой справился Романов.
— Разве этого недостаточно? — спросил Соловьев, — яркая и смелая фраза, квинтэссенция, если так можно выразиться, всего предыдущего действия, в других фильма и такого-то не бывает.
— Фраза яркая, — согласился Романов, — жаль только, что неверная ни в прямом, ни в переносном смыслах.
— А это как, Григорий Васильевич? — удивлённо спросил Климов.
— Если посмотреть на неё, на эту фразу, под утилитарным углом зрения, то дорога бывает нужна для очень многих жизненных ситуаций — чтобы добраться до соседнего села, например, или для похода в магазин за едой, или чтобы Скорая помощь к дому подъехала, если у Абуладзе вдруг что-то серьёзное приключится…
— Это ясно, Григорий Васильевич, — отозвался Герман, — но вы же не хуже нас понимаете, что в Покаянии это не в лоб сказано, а метафорически.
— Понимаю — легко согласился Романов, — хорошо, перейдём на следующий уровень понимания. Храм это вообще-то понятие религиозно-теократическое, в советская идеология не приветствует религию, сами наверно знаете… но хорошо, не будем в это упираться и рассмотрим проблему более широко. Зачем нужен храм? Правильно, чтобы молиться. То есть вся философия фильма сводится к тому, что надо как можно чаще и как можно усерднее возносить свои просьбы к верховному существу… на небе или где уж оно там. Правильно?
— Это вы уж слишком, — осторожно возразил Климов, а Соловьев добавил, — выходит, Покаяние опять положат на полку?
— Ни в коем случае, — резко ответил Романов, — выпустим в прокат, но в сильно ограниченный. С одновременной кампанией в прессе... чем меня так раздражило это кино, хотите узнать?
Режиссеры покивали.
— Нельзя идти в будущее на базе очернения прошлого, мировой опыт показывает, что это тупиковая версия.
— Почему же нельзя, — смело возразил Герман, — советская власть в 20-е годы только и делала, что сбрасывала с парохода современности былых классиков. Про то, что она говорила про царский режим, я уж промолчу.