Анти-Горбачев
Шрифт:
— А каким образом мы должны будем действовать, товарищ Романов? — попросил уточнений капитан.
— Надеюсь, что никаким образом вам действовать не придётся, — вздохнул Романов, — но если поступит сигнал о начале работы, то вам надлежит выстроиться в цепь и отгородить толпу митингующих от трибуны. Холодное оружие применять только в самом крайнем случае, если вас, например, будут убивать. Понятна раскладка?
— Так точно, товарищ Романов, — откозырял капитан, — а если протестанты нас сомнут? Их же численно больше
— Постарайтесь, чтобы не смяли, — предложил ему Романов.
Тбилисский аэропорт имени Шота Руставели встретил борт с Романовым и компанией ароматами цветущих растений.
— Шикарная всё же у вас республика, — сказал Романов Патиашвили, — фрукты, море и субтропики.
— Кавказский хребет, Григорий Васильевич, — откликнулся тот, — отделяет нас от холодных ветров с севера. Согласен, что жить здесь комфортно и весело.
— Так давайте же не усложнять жизнь разными эксцессами, — предложил Романов, — а наслаждаться каждым моментом времени, пока мы живы…
На площади Ленина была сооружена импровизированная трибуна — не возле здания ЦК, а напротив, у Пушкинского скверика. И с неё, с этой трибуны горячо и проникновенно кто-то говорил на грузинском. В мегафон, издалека слышно было не слишком хорошо, но слышно. Толпа перед трибуной, конечно, была весьма далека от заявленных ста тысяч, но двадцать-двадцать пять, пожалуй, набралось бы.
— Кто это там выступает? — спросил Романов.
— Не знаю, — пожал плечами Патиашвили, — сейчас много болтунов развелось, дело вот только никто делать не хочет.
— Ну что, надо занимать очередь на выступление, — задумчиво сказал Романов, — а то ведь наверняка тут у многих жжёт.
— Не надо, — бросил Патиашвили, — я сейчас всё улажу — пройдёте без очереди. Распорядитесь пока нашим конвоем.
И грузин быстрым шагом двинулся по направлению к трибуне, огибая собравшийся народ по дуге вдоль проспекта Руставели, а Романов вернулся чуть назад, где стояли три крытых Урала с бойцами.
— Подъезжаете вон к тому скверику, — проинструктировал он капитана, — и сидите там тише воды, ниже травы до поступления моей команды.
— Что за команда будет, и как мы её увидим? — уточнил капитан.
— Ты или твой заместитель должны неотрывно держать в поле зрения меня с Патиашвили — как только увидите мою правую руку, вытянутую в горизонтальном направлении со сжатым кулаком, это и будет сигнал. По нему выполняете действия, о которых мы договорились ещё в самолёте. Вопросы?
— Курить можно?
— Можно, но не всем вместе — по очереди.
— Что делать, если к нам будут обращаться местные?
— Отвечайте, что обеспечиваете безопасность митинга.
— А в случае физического воздействия?
— В смысле на вас будет оказано воздействие? Хм… действуйте тогда по обстановке, но аккуратно.
— И ещё — не вопрос, а размышление… —
— Выкладывай, — разрешил ему Романов.
— Напрасно вы затеяли эти переговоры с толпой, Григорий Васильевич, — честно ответил капитан, — ни в чём вы их не убедите… а вот здоровье или даже жизнь потерять, это запросто.
— А как надо было действовать? — заинтересовался Романов, — мне правда интересно — расскажи…
— Брать надо было не роту, а пару-тройку батальонов нашей же дивизии, построить их вдоль того же скверика, — и он махнул рукой в сторону цветущих каштанов, — и очистить площадь. А самых буйных принять в автозаки. Вот и вся история.
— Не знаю, капитан, — хмуро ответил Романов, — может ты и прав… время покажет. А пока действуем по утверждённому плану.
А тут и Патиашвили вернулся вместе с двумя помощниками, был он крайне взволнован и постоянно вытирал пот со лба.
— Григорий Васильевич, — сразу же выпалил он, — обстановка накаляется, собравшиеся собираются штурмовать здание ЦК Компартии — какое будет ваше решение?
Романов переглянулся с капитаном, потом ответил:
— Я своих коней на переправе не меняю — как решили, так и будем работать. Что там с очередью на выступление?
— С этим-то всё в порядке — через пять минут у них окно, можно вклиниваться… да, насчёт бронежилетов…
— Залезайте в кузов первого Урала, — сразу понял вопрос капитан, — там вам всё наденут.
– ---
На трибуне было неуютно и ветрено, на Романова с Патиашвили (и трёх телохранителей из девятки) уставились десяток пар настороженных глаз.
— Это Романов, — представил его грузин, — он скажет пару слов собравшимся, как мы и договаривались.
— Пусть говорит, — с сильным акцентом высказался видимо главный из них, — у нас свободная республика, каждый имеет право голоса.
— Тогда объяви его, — предложил Патиашвили, а этот главный поднял мегафон ко рту и сказал:
— Генацвали, слово имеет Председатель Совета министров Романов, — обошёлся он без имени-отчества.
Романов принял у него из рук мегафон (древний и потёртый в разных местах) и начал:
— Товарищи, меня прислали из Москвы разобраться в ситуации. Так я приехал и разбираюсь, но что-то никак не пойму сути? Может, кто-то из вас сформулирует главные болевые точки, из-за чего народ вышел на улицы? — и он вопросительно посмотрел на главного.
Тот забрал у него из рук мегафон и огласил весь список:
— Мы требуем вернуть батоно Эдуарда на место, это главное требование. Второе — немедленно освободить грузинских политзаключенных, включая Звиада. И третье — отменить как незаконные решения властей Абхазии и Южной Осетии о выходе из состава Грузии. Территориальная целостность нашей республики не должна ставиться под вопрос, — и он вернул мегафон Романову, хитро прищурившись.