АнтиБожественная комедия
Шрифт:
– Глуп тот, кто глупо себя ведет. Юнец неразумный над старцем просвещенным смеется и в итоге сам старцем станет, над кем другие смеяться будут, – мудро изрек Диоген, выставив на обозрение мясистый язык.
– Дед, блядь, тебе не надоело выебываться? Тут не Греция, и души разные бывают. А ну как пропишу тебе леща! – лениво ответил я. Диоген побагровел, но язык спрятал. – Хочешь в спор со мной вступить?
– Не бывать такому, чтобы я терпел поражение от наглого мальчишки.
– Опять тебя понесло. Ладно, сам напросился. Ты, зловонный балбес, орущий на паперти в надежде, что тебе кто-то милостыню даст.
– Это не спор, – потрясенно прошамкал Диоген. – Ты просто обзываешься.
– Я слышал, что ты даже на шлюх не желал тратиться, предпочитая бродячих собак. Это так?
– Лишь тот мудрец, кто блага берет от природы.
– Тогда разденься и вино из ладони пей, – зевнув, ответил я. Старик напрягся.
– Я – собака. Кто бросит кусок – тому виляю, кто не бросит – облаиваю, кто злой человек – кусаю.
– А я человек. Я тебе бросаю кусок – ты виляешь, облаешь меня или укусишь – яйца отрежу и усыплю. Это с Александром Македонским у тебя прокатило. С неформальной логикой ты не справишься.
– Ты – животное о двух ногах без перьев.
– А ты долбоеб, впадающий в маразм.
– Нет. Ты должен был ощипать петуха и сказать, что это человек, – гневно воскликнул старик. В уголках старых губ белела пена, а ногти карябали столешницу.
– Зачем мне петуха ощипывать? Ты лиха, конечно, дал, дед? – удивился я, подмигнув Гомеру. Вокруг нас собралась внушительная толпа слушателей. Кто-то уже начинал принимать ставки и обсуждать вероятного победителя.
– Так надо, – верещал Диоген, подскакивая на стуле, как полоумный. – Птица, что знает слова человечьи, хитро передразнит все мудрые речи.
– Йагупоп.
– Чего? – оторопело спросил старик. Я снисходительно пояснил.
– Попугай. Мы теперь в загадки играем? Или у тебя мода такая, хуйню нести, пока у оппонента крыша не поедет? Ладно, моя загадка. Старый, вонючий пидорас, что сидит вокруг нас. Палец сосет, губой трясет.
– Знаю, – обрадованно воскликнул мудрец. – Знаю, знаю. Это философ Аристипп.
– Какой, блядь, Аристипп? Правильный ответ – философ Диоген.
Помещение потонуло в хохоте присутствующих. Смех усилился, когда старик попытался вцепиться мне в горло своими скрюченными пальцами, но Гомер восстановил статус кво, огрев Диогена пустым кувшином из-под вина. Я кивнул своему новому другу и попросил официантку унести вонючую кучу тряпья, бывшую некогда прославленным философом античности.
– Как ты его, – восхищенно заметил Гомер, когда народ вокруг нас немного рассосался, а Диоген отправился мучить немецких солдат. Один из них уже ласково поглаживал саперную лопатку и злобно смотрел на философа.
– Брось. Просто дебил. На земле таких, как он, называют «тренер по личностному росту». Впаривают людям хуету, цитируют Ошо и слушают лютую попсу, – отмахнулся я, делая изрядный глоток вина. – Слушай, Гомер. А что это вино не пьянит совсем? Они его водой разбавляют?
– Нет. Новые души не привыкнут к адским продуктам, пока не освоятся.
– Понятно.
– Диоген любит всех доставать. Кто-то ему заявил, что он величайший мыслитель, что когда-либо жил на свете, так этот олух принялся вступать со всеми в споры. Аристотеля до нервного срыва довел, Платон на Второй круг попросился, Сократ вынужден с собой плетку носить. Зато после спора с тобой на пару веков тихо станет. Нечасто к нам такие как ты попадают.
– Выпьем за это. Ад очень странный, Гомер. Он невероятно сильно похож на реальность. Разве что жестокости побольше, да демоны в человеческом обличье щеголяют.
– Ты прав, Збышек. Лимб – это зеркальное отражение того, что наверху. В других Кругах гораздо хуже, – тихо ответил Гомер, мусоля в руках кусочек сыра.
– А что в других кругах? Сатанизм, демоны страшнее, блатняк заставляют слушать?
– За всю историю Ада только одну душу перевели из Лимба на Седьмой Круг. И никто из нас не знает, что там, за высокими стенами.
– Пепел везде, и дети некрещенные из-под земли вылезают. Меня Петр на Второй Круг определил. За излишнюю ебливость.
– Жаль. Хороший ты парень, Збышек. Тебя будет не хватать, – враз погрустнел поэт. Я улыбнулся и хлопнул его по спине.
– Не грусти. Может, на обратном пути свидимся. Не фарт, как говорится, но не факт, что по жизни. Из тебя клевый бард бы вышел. В майку Цоя тебя обрядить и на бардовский вечер с гитарой. Ты бы все овации сорвал своей Одиссеей.
– Да, Збышек, – хохотнул поэт и спросил с тревогой: – Куда ты уставился? Лицо такое, будто ты Аида увидел.
– Почти, – ошарашенно ответил я. К барной стойке, где Диоген продолжал о чем-то спорить с немцами, подошел темнокожий мужчина с прической в стиле «афро». Танцуя на месте, он что-то спросил у бармена. Я уставился на Гомера и буквально прошипел: – Это же Джими Хендрикс. Я должен с ним поговорить.
Да, это был Джими Хендрикс собственной персоной. Чернокожий гитарист, признанный многими музыкантами лучшим в своем деле. И сейчас он стоял возле бармена, потягивая коктейль из хрустального бокала. Я в состоянии полнейшего онемения уставился на икону многих металлистов и неформалов. Музыкант смерил меня удивленным взглядом и спросил:
– Чё как, снежок?
– Блядь, я не могу поверить. Джими Хендрикс?
– Ага, братишка. Он самый. А ты кто такой? – спросил он, козырнув фирменной ухмылкой.
– Я твой фанат. От музыки твоей фанатею. У меня даже гитара, как у тебя. Фендер Стратокастер. Была, по крайней мере, когда-то, – восторженно ответил я, уважительно трогая руку музыканта. Тот усмехнулся и достал из кармана свернутую папироску.
– Пыхнем, друг?
– Не вопрос. А ты мне дашь автограф? Я, конечно, не знаю, на кой он ляд в Аду, но обязан взять. Ты же так крут, как и твои соло. Пойдем за столик, я тебя с Гомером познакомлю. Он в античности, как ты, отжигал, только пастушек ебать любил, – я отпихнул с пути Диогена, который попытался вновь развязать очередной спор, и направился в сторону столика, где меня ждал поэт.