Антициклон
Шрифт:
Осеев на мгновение оторвался от косяка, чтобы окинуть взглядом сейнер, убедиться, все ли на местах. И тут же его левая рука взлетела вверх и застыла над головой. Погожев не уверен, что произошло раньше — взмах руки и прозвучала команда «отдавай!» или свистнул стальной трос, загрохотали кольца и бурый поток невода хлынул с площадки за борт? Видимо, произошло все это одновременно.
Баркас с двумя шлюпочными тут же оторвался от сейнера. В руках у шлюпочных был длинный трос от одного из крыльев невода. Когда сейнер обежит вокруг косяка и замкнет скумбрию в кольцо — рыбаки с сейнера примут трос у шлюпочных и начнут равномерно подтягивать невод к судну сразу за оба конца. А пока крылья невода не сведены вместе и концы нижней подборы с кольцами-грузилами не подняты на борт, на сейнере столпотворение: крики, стук, летели за борт специально припасенные для этого камни.
Погожев опускал в глубь моря и вновь вытягивал наверх привязанную к линю рыбу-пугало — деревянную болванку, обтесанную и покрашенную под крупную пеламиду и начиненную для тяжести свинцом. Все это для того, чтобы скумбрия не ушла под сейнер.
«Упустить мы ее не должны, — думал Погожев о рыбе. — Еще несколько минут работы — и она уже, считай, наша. Хотя и будет еще за бортом сейнера. И чтобы выбрать ее на палубу — не один час понадобится». И он который раз подряд с каким-то охватившим его рвением, издав хекающий звук, вновь и вновь запускал пугало в темно-зеленую толщу вод.
На ходовом мостике — ни души. Голос кэпбрига слышался то на корме, то на баке. Движения у него были резкие и быстрые. Он должен был успеть повсюду.
Погожев с инженером Селениным тоже включились в работу. Дело это нелегкое — изо всех сил тянуть наверх нижнюю часть невода. Это называется «сушить дель». Тянуть ее надо всем корпусом, не сгибаясь. Иначе завтра не разогнешь поясницу. Погожев уже знал это — ученый.
От жары и работы пот струился по спине и груди рыбаков, застилал глаза. Погожев то и дело встряхивал головой, стараясь сбить пот с лица, так как руки были заняты сетью.
Кто-то из рыбаков не выдержал, схватил пожарное ведро с привязанной к дужке веревкой и, достав забортной воды, окатил себя. Его примеру следует второй, третий. Увидав, что ведро в руках у Селенина, Погожев крикнул:
— Окати-ка меня, Жора! Да вместе с головой... Вот та-а-ак!
Вода в море была прозрачная. В обсыпанном сетью пространстве металась скумбрия. Броски ее были стремительны, как блеск молнии. Сколько ее там? Пока догадаться трудно. «Может, трудно только для меня?» — подумал Погожев и возбужденно крикнул Зотычу:
— Сколько взяли?
Ответ у Зотыча был уклончивый. То ли сам толком не знал, то ли боялся сглазить.
— На приемке посчитают точно, когда сдавать будем, — сказал он.
Климов заговорщицки подмигнул Погожеву и вполголоса произнес:
— Зажиливает дед рыбу. Тут уж он, как водится, верен себе.
Вцепившись руками в дель и выстроившись вдоль борта один к одному, почти вся бригада тянула невод, сколько было силы. Вот тут и познавалась вся премудрость рыбацких слов: потягаешь сеть год-полтора — руки на полметра длиннее станут.
— Как работенка, товарищ секретарь? — спросил Витюня, блеснув глазами и скаля крупные желтоватые зубы. В его голосе Погожев уловил ту же наигранность и хитрость, что и во взоре.
— Работенка как работенка — не пыльная, — отозвался Погожев. — А ты что, уморился?
Витюня не ответил. Все с той же наигранной улыбочкой на крупных губах, он изо всей силы налегал на сеть. А сила у него, судя по бицепсам, немаленькая. О том, что они твердые, как камень, можно было судить, даже не прикасаясь к ним.
Потом рыбаки столкнули сеть обратно в воду, оставив на планшире только самый край ее — крупноячеистую подбору. Свисая с борта, сеть бурой стеной уходила в глубь моря, перекрывая скумбрии последний путь к бегству. Теперь рыба была в неводе, как в мешке. Только этот ячеистый мешок пока еще был очень велик.
А над «мешком» — тысячи чаек. Но рыбаки на них не в обиде. Чайки с древних времен считались первыми помощниками рыбаков — наводчиками на рыбу. Даже сейчас, когда на сейнерах эхолоты, рация, а в небе самолеты рыбпромразведки, «сведениями» чаек никто из рыбаков не пренебрегает...
Большинство рыбаков хлынуло на корму. Надсадно гудел брашпиль выборочной лебедки. Через механические блоки сеть медленно вползала обратно на неводную площадку. Тут ее подхватывали рыбаки и укладывали в строгом порядке — кольца к кольцам, поплавки к поплавкам.
В сети поблескивали запутавшиеся в ячее первые рыбешки. Это ставрида. До виновницы замета еще далеко. При выборке сети скумбрия сбивается в самом низу невода.
Прямо перед Погожевым в воде парил огромный морской кот. А в стороне от него — второй, поменьше. Взмахи их плавников были торжественны и плавны, как у горных орлов. Если смотреть на орлов сверху. Рыбаки котов, конечно, выбросят за борт — какой смысл им возиться с копеечным делом, если шла скумбрия. «Может, кого-то из рыбаков соблазнит шип хвостокола, — подумал Погожев. — У большого кота он должен быть великолепным! Вязальная игла получится из него на славу. Неплохо бы и мне обзавестись такой иглой». И он уже мысленно видел, как приходит на хоздвор, где кроят новые и чинят старые сети, вынимает из кармана свою собственную, как у Зотыча и Малыгина, иглу из ската-хвостокола и часок-полтора помогает рыбакам.
Эта мысль все больше и больше завладевала Погожевым. И он, не выдержав, громко заявил:
— Чур, этот котяра мой!
Поммех бросил в сторону Погожева иронический взгляд.
— Его же не едят, Георгич.
— Уж не считаешь ли ты меня профаном вроде той женщины, которой ты загнал кота вместо камбалы? — спросил Погожев. И, помолчав, добавил: — Если подскажешь, как лучше из шипа смастерить вязальную иглу, спасибо скажу.
Витюня испытывающе прищурил глаза — не разыгрывают ли его? Но, убедившись, что Погожев просит серьезно, сказал:
— Чего там подсказывать, я ее могу тебе, Георгич, смастерить сам. А еще лучше, поручим это дело Зотычу. Он такую иглу заделает, что самому господу богу не снилось.
Погожев с Витюней стояли рядом, на поддержке колец нижней подборы.
— Зачем просить кого-то, — возразил Погожев. — Надо и самому научиться...
— Спода! Подтяните спода! — Это относилось к Погожеву с Витюней. Оказывается, пока они болтали, сеть опустилась, открыв полуметровую брешь, через которую в любой миг могла ринуться скумбрия на свободу.