Антициклон
Шрифт:
Вот и все. По крайней мере, за те последние десять лет, результаты которых были хорошо известны Погожеву. Получилось не густо. Но и не пусто. К ним можно еще приплюсовать бригаду Тихона Гусарова, которая отличилась в прошлую зиму на ставридной путине. Но ставридная путина — это не скумбрийная и не хамсовая. Тут нет размаха. Рыба берется чуть ли не десятками килограммов. Сколько раз надо опустить за борт сеть и поднять ее наверх? Такой лов можно назвать путиной местного значения. Хотя и от этой путины зависит многое.
— Може, лучше грошами получить цю премию, — внес предложение Леха, поставив перед помощником капитана кружку с компотом.
— Чего бы это? — вскинул удивленный взгляд на кока Володя Климов. — Если бить, так уж только на цветной телевизор. Я на меньшее не согласен.
Между Климовым и Лехой лежала бездонная пропасть, которая разделяла широту души одного и мелкую расчетливость другого. Радисту было даже невдомек, куда гнул Леха. Деньги-то можно поделить. А телевизор или холодильник будет стоять на сейнере, как будто твой и в тоже время не твой. Не разберешь его на части и не поделишь между командой.
Витюня презрительно скосил на кока свои иссиня-белесые гляделки. Витюню не проведешь, до него сразу дошло, куда гнет Леха. И он не прочь был отпустить по адресу кока пару колких фраз, но тут со спардека донесся голос Осеева:
— Торбущенко! Вон, справа по корме...
Машина сбавила ход, и они пошли на сближение с сейнером Торбущенко.
Дела у Торбущенко были невеселые. Осеевцы догадались об этом еще до того, как их сейнера стали лагом. По одному тому, как Торбущенко метался по ходовому мостику гроза грозой. Он тоже сыпал невод, но «схватил бугая».
Что говорил Торбущенко, разобрать было не так-то просто — сплошной бубнящий клекот. Он все еще не мог успокоиться от неудачи. Нервничая, он то и дело подергивал плечом. От предложенной Осеевым скумбрии на жареху наотрез отказался.
— Что мы, тунеядцы какие. Сами поймаем...
От Торбущенко Погожев узнал, что Малыгин стоит в замете. «Это хорошо. Значит, к выловленной Осеевым рыбе — плюс малыгинская. Жаль, что у Торбущенко так получилось. Погорячился, поспешил отдать кляч».
Погожев и Селенин переглянулись: одна и та же мысль пришла к ним одновременно и они без слов поняли друг друга. Погожев кивнул Селенину в знак согласия.
— Костя, — сказал Жора небрежным тоном, обращаясь к Торбущенко, — забери меня отсюда. А то на этой посудине негде повернуться от начальства.
— С твоими габаритами и на «Титанике» было бы тесно, — включился в разговор Осеев, сообразив, к чему клонил инженер по лову. — Катись, не держим! Лучше вместо тебя лишних сто килограммов рыбы возьмем на посудину.
— Переходи, мне-то что, — буркнул в ответ Торбущенко.
И тут к Погожеву пришла еще одна идея. Правда, идея рискованная и пока маловероятная. Но чем черт не шутит. Если все будет так, как он задумал, может получиться здорово. И он, кивком головы, отозвал Селенина в сторону и сказал:
— Слушай, Жора, есть партийное задание, как пропагандисту.
— Ну? — заинтересовался Селенин.
— Настрой Торбущенко вызвать на соревнование бригаду Малыгина.
Селенин посмотрел на Погожева изучающе — не шутит ли тот, а затем произнес:
— Платон же с «Гусаром» соревнуется.
— Ну и что. Можно соревноваться и с двумя бригадами. Запрета на это нет.
— Запрета-то нет, — согласился Жора. — Но старик полезет в бутылку: мол, за кого вы меня считаете? Старик выбирает для соревнования бригады покрепче... Да согласится ли на это сам Торбущенко?
— Согласится, — заверил Погожев Селенина. — Он сейчас злой и руки у него так и чешутся по рыбе. Это хорошая злость, жадная до работы. Сейчас он на все согласится... Только надо действовать осторожно. Словно он сам все это придумал. Усек?
— Я-то усек, — произнес Селенин без особого энтузиазма. — Боюсь, заартачится старик. Знаешь же, какой он самолюбивый в этом деле...
— Вот и хорошо! — перебил Жору Погожев. — Одновременно и поубавим ему спеси. Не принять вызова Торбущенко он не посмеет — рыбаки затюкают. Скажут, «королем» лова себя величает, а бригады Торбущенко испугался.
Селенин улыбнулся, то ли заранее представляя во всех подробностях, как будет проходить заключение этого договора, то ли вспоминая историю с возведением Малыгиным самого себя в «короли» лова.
Было это в позапрошлом году. Хамсовая путина подходила к концу. Уже все знали, что первенство на лову завоевала бригада Малыгина. Так как в море свирепствовал жесточайший норд-ост и нельзя было ни рыбачить, ни возвращаться домой — Платон Васильевич решил вспрыснуть с земляками свое первенство и премию. Завалились компанией в свой излюбленный ресторанчик, прозванный рыбаками «Утюгом» за внешнюю схожесть с этим предметом, сдвинули вместе пару столов, разместились за ними и заказали, что требуется. Малыгин, прижимистый на лову, в подобных случаях разворачивался на полную катушку. Подходили рыбаки из-за других столов, чокались с именинником, хвалили его как рыбака, прославляли как бригадира, откровенно завидовали его удачливости. И вот тут-то, разгоряченный вином и опьяненный похвалами окружающих, Платон Малыгин изрек: «Я с детства удачливый на море, ребята. Я, можно сказать, «король» лова. Так и прилипло это «король» к Платону Васильевичу крепко и надолго...
— Вызов на соцсоревнование бригады Малыгина делайте официально, радиограммой, — посоветовал Погожеву Селенин. — А перед этим короткое бригадное собрание проведите. Тоже честь по чести, с протоколом.
— Добро, Погожев, постараюсь. А если не получится — не ругай. — И, махнув Погожеву на прощание чемоданчиком, Жора удивительно легко для своей комплекции перескочил через фальшборт на палубу торбущенского сейнера.
И суда разошлись, поблескивая в вечерних сумерках ходовыми огнями.
Глава шестнадцатая
Погожев всю ночь спал как убитый. Ему снились летящий за корму металлический трос невода и сам невод, с белым пунктиром пробок, и веселые лица товарищей. Снилась рыба — большая и очень красивая, с голубоватой спинкой, испещренной многочисленными поперечными волнообразными полосами и с перламутрово-золотистым брюхом. И еще снился тот самый морской кот, иглой которого он завладел. Кот медленно уходил в глубь моря, уже безхвостый, выброшенный шлюпочными с баркаса. И теперь, уже во сне, Погожев еще раз удивлялся его живучести.