Антигерой
Шрифт:
— Детка хочет духи?
Вздрагиваю, когда шепот мужчины обжигает висок.
— Да нет, — пожимаю плечами. — У меня их много, просто…
Глеб обходит меня, к нам тут же подлетает консультант, предлагая мне попробовать ароматы.
— Выбираю я, — одергивает ее Глеб.
— Оу, простите, мужской парфюм слева, — теряется девушка.
— Нет, нам нужен женский, но выбираю я, — уточняет Глеб. Консультант натягивает улыбку, начиная работать на мужчину, подбирая ароматы.
О, а господин у нас с эгоистично собственническими замашками. Забавно. Но пусть
С интересом наблюдаю, как Глеб отказывается от вариантов, морщась от каждого запаха, но все же в конце ряда соглашается, покупая флакончик.
Нам запаковывают духи, Глеб рассчитывается, обхватывает меня за талию и выводит из магазина. Поднимаемся на лифте на верхний этаж торгового центра, садимся в ресторанчике азиатской кухни.
Пока ждем официантов, открываю духи, наношу на запястье, растираю, вдыхаю.
Хороший выбор, мне нравится. Вдыхаю еще — что-то нежное, свежее, ландыш, немного лайма и мяты. Очень тонкий аромат.
— А если мне не нравятся духи? — спрашиваю я у Глеба, который листает меню.
— Они не должны тебе нравиться, — буднично отвечает он.
— Вот как. А ты у нас, значит, диктатор? — ухмыляюсь, откидываясь в мягком кресле.
— Используя парфюм, человек по большей части привыкает к запаху и практически его не ощущает. Зато его ощущают окружающие. Мы пользуемся парфюмом не для себя, Рада. Для окружающих, чтобы произвести впечатление, соблазнить и оставить лёгкий шлейф после себя. Я выбрал духи для себя, — самодовольно улыбается.
— Ах, вот оно что. Эгоистично, не находишь?
— Нет. Было много приятных ароматов, но именно эти тебе подходят больше всего. Легкие, не маскирующие твой естественный запах, не перебивают его. Мне нравится, как ты пахнешь.
— А вы полны сюрпризов, господин. Но спасибо, на самом деле мне нравятся духи.
Глеб разводит руками, как бы говоря: что и требовалось доказать.
Мы обедаем, болтая о еде, о вкусах, о местах, где подают вкусную пасту. На мое удивление, Глеб разбирается в кухне, в хорошем вине и ресторанах.
Время десерта, сладкого я не хочу, но заказываю себе фисташковое мороженое, чтобы оттянуть момент и поговорить.
— Очень вкусно, закажи себе, — предлагаю я Глебу, облизывая ложечку.
— Равнодушен к сладкому, — отвечает он, попивая зеленый чай. — Говори.
— Что говорить?
— Ты уже полчаса хочешь что-то сказать, но никак не решишься, Рада.
Вот как он это понял? Я настолько читаема?
— Мне нужны ответы на вопросы, — решаюсь я.
— Ты знаешь, что делать, — ухмыляется.
— Что ты хочешь за ответы? — немного разочаровано спрашиваю я. Мене казалось, мы перешли на другой уровень. Но мне казалось. Игра продолжается. Закусываю губы, пытаюсь преодолеть досаду.
— Давай так, я отвечу на два твоих вопроса. Два. А цену назначу вечером.
— Так нечестно, вдруг цена будет непосильной? — намеренно облизываю губы, ловя его реакцию. Наблюдает.
— Я не попрошу ничего того, что ты не сможешь мне дать, детка. Рискни, Рада, повысь ставки.
Вдруг ловлю себя на мысли, что помимо того, что я хочу получить ответы, меня начинает будоражить эта игра. Но дело в том, что я полагала, что мы больше не играем на моих чувствах.
— Хорошо, два вопроса, — киваю я.
— Весь во внимании, — разводит руками, призывая меня говорить.
— Когда это все закончится? Когда я смогу вернуться домой?
— Не терпится сбежать от меня? — выгибает бровь.
— Ты же понимаешь, что дело не в этом? — выдыхаю я.
— Понимаю, — как-то недовольно выдает он, глаза холодеют, словно я задаю не те вопросы. — Все зависит от твоего отца, тебя и вашего адвоката. Но шансы на благополучное завершение дела есть. Насколько это возможно в данной ситуации.
— При чем здесь я? Что я могу сделать? — не понимаю его.
— Люди, которые организовали твоему отцу «отдых» за счет государства, сидят очень высоко. Они могут как потопить, так и помочь. Им нужно то, что записано на тебя. Если ты подпишешь бумаги, все может решиться…
Закрываю глаза, глубоко втягивая воздух.
— Я ничего в этом не понимаю. Мне нужно поговорить с отцом. Я сделаю только то, что он скажет. Я могу с ним поговорить? — с надеждой заглядываю мужчине в глаза.
— Нет, с ним не можешь. Ему запрещены любые контакты, кроме вашего адвоката. Идет психологическое давление, Рада. Коваленко с характером, тебе ли не знать. Его додавливают. Когда он даст согласие, ты встретишься с адвокатом.
— С Константином Сергеевичем?
— Да.
— Почему папа не соглашается?
— Думает переиграть всех. Но он не понимает, что игра идет в одну сторону. К сожалению, не в его сторону.
— Боже, как все сложно, — закрываю лицо руками, пытаясь уместить все в голове. Ничего не соображаю. — Зачем ему все это, у нас достаточно денег? Разве свобода того не стоит, спокойная жизнь, моя жизнь, в конце концов! — легкость этого дня отступает, снова накрывает паникой и безысходностью.
— Эти вопросы не ко мне, Рада. Задашь их своему отцу при встрече, — холодно отзывается мужчина. Отрываю руки от лица, всматриваясь Глебу в глаза. Я заметила, что, как только разговор заходит о моем отце, мужчина сразу меняется, становясь холодным, глаза ожесточаются, словно ему это все поперек горла. Странного человека нанял мой отец. Он явно недоволен своей работой. Внутри полная растерянность, будто у Глеба шалит биополярка.
— Как так оказалось, что ты появился… — замолкаю, потому что мужчина останавливает меня взмахом руки.
— Тебе не кажется, что я уже ответил больше чем на два вопроса? — с циничной ухмылкой выдает он. И вот такой, высокомерный Глеб, мне не нравится.
— Кажется, — так же холодно отвечаю я, отодвигаю мороженое, отворачиваясь к окну.
Слышу, как мужчина просит счет, рассчитывается и поднимается с места.
Домой мы едем в полной тишине. У меня нет обиды и претензий, но разговаривать мне с ним не хочется, и, судя по тишине со стороны Глеба, ему тоже.