Антихрист
Шрифт:
— Ликвидирована? — ужаснулся Марк. — Вы пальнули туда ракетой?! Там могут быть дети!
— Наверняка. Доказательств у нас хватит. А эти дети не граждане САС, они не находятся на территории САС, официально их вообще не существует. Так что какая разница?
— Да ты охренел?! — взревел Рустам. Кое-как поднявшись, согнувшись из-за прикованной к ноге руки, морщась от боли в колене, Ибрагимов поковылял к Стражу.
В кабинет зашли четверо мужчин с шевронами приставов суда на броне и шлемах. Первым делом они окружили Ибрагимова, уложили его лицом в пол, сняли наручники Стража и принялись защелкивать на запястьях и лодыжках горца свои.
МакАдамс провозгласил:
— Гражданин Марк Неклюдов, спасибо за предоставленные сведения и активную гражданскую позицию. От имени Корпуса Стражей благодарю
Судя по тону, МакАдамс не шутил.
Часть 2
Глава 8. Искупление
— Маркуша, будь добр, повтори-ка этого красненького, — причмокнув толстыми губами, попросил огромный, как борец сумо, уже немолодой клиент из постоянных. Кроме него, разместившего свои необъятные телеса сразу на двух барных табуретах, за стойкой никого не было. Разве что в дальнем углу, уткнувшись лбом в столешницу, в тени храпел накидавшийся вискарем парень, целый час плакавшийся Марку про то, какие бабы сволочи, и порядком его доставший. Через танцпол, составив вместе два стола, сидела дюжина мужчин и женщин от двенадцати до примерно пятидесяти лет — клиенты расположенной неподалеку от бара гостиницы для геймеров с полным погружением. Антишумовая завеса была отключена, однако компания, наверняка клан в полном составе, была пока тихой. Что неудивительно. После недели или двух, безвылазно проведенных в игровом коконе, повытаскивав катетеры, калоприемники и иглы подачи питательного раствора, эти люди бледными тенями всегда тянулись в бар, где начинали накачиваться питательными энергетиками, постепенно восстанавливая силы. Скоро прочухаются, перейдут на этанол и начнут шуметь, обсуждая игру, но пока можно не обращать на них внимания. Больше в баре никого не было. Весь персонал — это Марк в черной футболке, джинсах и красном фартуке и бот-официант — пара манипуляторов, ездивших под потолком по сложно-переплетенным канавкам-напрявляющим.
Марк взял стакан, налил воды, поставил перед отрубившимся клиентом и, вытащив из кармашка фартука пузырек, капнул в стакан расщепитель этанола. Этот несчастный Ромео уже два дня безвылазно торчал в баре. Напьется, поплачется, вырубится, примет расщепитель, придет в себя и снова начнет нажираться.
Выполняя заказ, Марк нашел среди рядов из сотен бутылок с алкоголем нужную, с этикеткой надписанной «наливка» и рисунком вишенок. Бутылка, как и все остальные на полках, была точной копией бутылки из конца двадцатого, начала двадцать первого веков. Содержимое по рецепту также насколько это было возможным повторяло оригинальный напиток и даже по запаху казалось Марку сивухой.
— Петрух, ты уверен? Это ж, по-ходу, спиртяга с соком.
Петр Андреевич Горбунок, некогда авторитетный физик, а ныне учитель старшей школы, расплылся в улыбке:
— Тоже была такая мысль. Но вкусная, зараза.
Шел уже четвертый месяц, как Марк работал в этом баре, и пятый, как он освободился после двух с половиной лет, проведенных в тюрьме строго режима в одиночной камере. После суда, бывшего лишь формальностью, он отправился в тюрьму с настроением «а, пофиг». Через неделю изоляции понял, что попал в ад. Камера три на два, безмолвная прогулка один час в день в хороводе с угрюмыми убийцами под маленьким квадратиком голубого неба и возможность раз в неделю заказать распечатку одной художественной книги из списка одобренного Иджисом — все, что у него было в течении всего срока заключения. Если исправительный трудовой лагерь был пряником, то тюрьма оказалась кнутом. Уже через неделю Марк готов был лезть на стену, через две биться об нее лбом. Через два месяца появились мысли о суициде. Если б не глазок камеры, неусыпно бдящий за ним, и уверенность, что здесь никому не дозволено умереть раньше окончания времени заключения, Марк был не уверен, что не попробовал бы наложить на себя руки. И его срок был одним из самых низких среди всех заключенных — накинули-то всего год за два эпизода взлома и больше дать не могли. Каково же так жить десять-двадцать лет или даже всю жизнь без возможности перекинуться хоть с кем-нибудь словом? В стеклянных глазах шаркающих впереди и позади заключенных он сразу увидел ответ — эти люди уже мертвы. Заключение полностью измотало, сломило, уничтожило их.
Освободившись, Марк поклялся себе, что никогда не вернется в тюрьму. Ну его к черту Всевышнего, сеть, азиатов, войну, хактехников. Пусть этот мир сгорит в огне, лишь бы снова не попасть в в камеру три на два. Иджис отлично справился с задачей показать, что значит быть отвергнутым социумом. Ему удалось выдрессировать азартно гонявшегося за его секретами парня. Не сломал, но сломил.
Поискав, но так и не найдя Ибрагимова, которого не видел ни разу с тех пор, как за ним закрылись двери суда, Марк начал устраивать свою жизнь. Вакансия бармена — вымершая профессия — не слишком-то его привлекла поначалу, зато заинтересовало расположение бара — вдали от мегаполисов. Война с азиатами продолжалась и все еще была тайной для большинства обывателей, но некоторые уже начали подозревать, что перебои с поставками энергии, выкинутые в сеть боевые скрипты и очень искусно разработанные и подробно описанные методики конспирации, не могли быть делом рук одних лишь хактехников. За всем этим должна стоять намного более могущественная сила.
Марк здраво рассудил, что пока по новостям не объявят о победе над азиатами, от городов лучше держаться подальше. Так и оказался он в глухом местечке на постепенно разрушающейся трассе между Петроградом и Москвой. Из четырех полос регулярно ремонтировали только одну, трафик был никакой, и кроме этого бара и гостиницы в лесу за трассой, на десять километров вокруг не было ни единого здания.
Разве на этом можно что-нибудь заработать, откуда здесь клиенты, удивлялся Марк, глядя на двухэтажную пластиковую коробку с неоновой вывеской в виде электрогитары и названием Хард-Рок. А зайдя внутрь, понял, что это место не для всех и что в некоторых кругах оно обязано иметь статус культового.
Настоящий Харли-Дэвидсон слева от входа, справа Тандерберд с открытым капотом и изумительно сложным движком внутреннего сгорания. Десяток столов, танцпол, сцена с акустической ударной установкой, гитарами — электро- и акустикой, — огромные динамики и стойка с микрофоном со шнуром. У стен игровые автоматы — с азартными и обычными, развлечься, играми. Тир с пневматикой! Бильярдный стол. На стенах фотки машин и часы — механические, с прозрачными корпусами, позволявшими разглядеть сложность конструкции этих устройств. Телевизор на стене над бутылками с алкоголем был именно телевизором. Двухмерным! Даже манипуляторы бота-официанта были похожи на манипуляторы робота, и никто не пытался обтянуть их искусственной кожей. Не бар, а музей механики и культуры конца двадцатого, начала двадцать первого веков. И стилизация под старину была выполнена искусно и с любовью. Неудивительно, что им потребовался живой бармен. Бот за стойкой только испортил бы впечатление от этого места. Места, в которое Марк влюбился сразу и навсегда.
Вот здесь я хочу жить, решил Марк, направился к ожидающему его хозяину заведения и получил работу. Бывший зэк за стойкой, отсидевший в настоящей тюрьме, очень неплохо дополнит образ этого заведения, решил владелец и оказался прав. Второй и ночной бармены хоть и выглядели как настоящие байкеры, но были слишком добродушными. Тогда как Марк полностью соответствовал образу сурового и жесткого хозяина придорожного заведения где-нибудь в американской глубинке и пару раз даже доставал из-под стойки биту, чтобы утихомирить разбушевавшихся клиентов и остановить возню, которую многие принимали за смертоубийственную драку и поднимали истеричный вой.
Поселился парень в одном из гостевых домиков на берегу озера, содержавшихся владельцами гостиницы для персонала. И даже начал засматриваться на симпатичную и пугливую системщицу, обслуживающую коконы игроков. Девчонка тоже была из геймеров, но умеренных, и хоть ее поначалу страшило тюремное прошлое Марка, в последнее время она уже не убегала при виде «свирепого» зэка, способного размозжить битой чью-нибудь черепушку. Неклюдов был без понятия, от кого пошел такой слух, и он ни разу никого не бил, тем более битой, однако благодаря этой легенде его смены всегда проходили спокойно.