Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса

Талеб Нассим Николас

Между тем наивный анализ затрат и выгод тоже может нанести вам ущерб, и тем больший, чем больше масштаб проекта. Скажем, Франция раньше полагалась в основном на атомную энергию, потому что та казалась «чистой» и дешевой. И «оптимальной» – на экране компьютера. Но в 2011 году произошла катастрофа на «Фукусиме», и французы осознали, что им нужны дополнительные гарантии безопасности, причем любой ценой. В какой-то мере ситуация напоминала принуждение, о котором я говорил выше: Франция вынуждена вкладывать деньги в безопасность, размер издержек не важен. Первичный анализ затрат и выгод, произведенный французами при принятии решения, не учитывал эти дополнительные расходы и на компьютерном экране казался безупречным. Выбирая между различными источниками энергии (и делая такой же

выбор в других областях), мы не видим погрешностей модели, между тем их влияние может оказаться решающим.

Загрязнение окружающей среды и вред планете

Отсюда можно вывести простые принципы экологической политики. Мы знаем, что ущерб от ископаемого топлива растет нелинейно. Ущерб всегда обладает вогнутостью – малое количество ископаемого топлива безвредно, в больших количествах оно может изменить климат на всей планете. Из эпистемологических соображений – из-за непрозрачности – мы можем не верить в антропогенное (обусловленное деятельностью человека) глобальное потепление и оставаться «экологическими консерваторами», однако, вооружившись знанием об эффекте выпуклости, мы в состоянии вывести правило управления риском загрязнения окружающей среды. Оно простое: следует разделить риск между множеством источников загрязнения. Вред от загрязнения из десяти разных источников будет меньше, чем эквивалентное загрязнение из одного-единственного источника [92] .

92

Переменчивость и неопределенность эквивалентны, в чем мы убедились, изучая семейство беспорядка. Соответственно, чем больше неопределенность, тем больше вред, который будет нанесен всему хрупкому.

Посмотрим на механизмы минимизации вредных последствий, доставшиеся нам от предков, которые ориентировались на природу. Мы, современные люди, ходим в магазины, чтобы покупать одно и то же – консервы из тунца, кофе или чай, рис, моцареллу, вино каберне, оливковое масло и другие продукты, которые, как нам кажется, нелегко заменить. Из-за современных привычек, дурного влияния культуры и негибкости фабрик мы потребляем специфические продукты в слишком больших количествах. Сосредотачиваться на каком-то одном продукте вредно. Чрезмерное потребление, скажем, тунца может лишить пищи тех или иных животных, сыграть дурную шутку с экосистемой и поставить целый вид на грань вымирания. Вред от потребления конкретного продукта растет нелинейно, а его дефицит ведет к непропорциональному росту цен.

Наши предки поступали по-другому. Эксперт по сложным системам Дженнифер Данн, изучающая жизнь охотников-собирателей, проанализировала данные о поведении алеутов. Мы располагаем обильной информацией о жизни этого североамериканского племени на протяжении пяти тысячелетий. Алеуты обладают замечательным свойством: они не охотятся на какого-то определенного зверя, а постоянно переключаются с одного объекта промысла на другой. У них, в отличие от нас, нет устойчивых привычек. Если один ресурс истощается, они отказываются от него и переходят к другому – и тем самым сохраняют экосистему. Выходит, алеуты понимают, что такое эффект выпуклости, – точнее, это понимают их привычки.

По вине глобализации некоторые привычки распространяются в мировом масштабе. Планету можно уподобить огромной комнате с крохотными дверьми; когда люди ломятся в одни и те же узкие проходы, происходит катастрофа. Практически каждый ребенок на земле читает «Гарри Поттера» и сидит (пока что) в Facebook’е. Богатея, люди развлекаются однообразно и покупают одни и те же вещи. Они пьют каберне, надеются посетить Флоренцию и Венецию, мечтают купить второй дом на юге Франции и т. д. Туристические маршруты становятся невыносимыми: чтобы убедиться в этом, достаточно съездить в Венецию в июле.

Нелинейность богатства

Вывод очевиден: современный мир с его глобализацией становится все более сложным и, соответственно, более хрупким, при этом взаимосвязи и культурные веяния раскачивают

лодку экономики сильнее и сильнее – это классическая ситуация Крайнестана. Но есть еще один фактор: богатство. Оно означает «больше», а «больше» из-за нелинейного масштабирования значит «по-разному». Мы ошибаемся чаще и с более пагубными последствиями просто потому, что стали богаче. Проекты стоимостью сто миллионов долларов более непредсказуемы и чреваты большим ростом издержек, чем проекты стоимостью пять миллионов. Богатый мир сталкивается с увеличением непредсказуемости и дополнительной хрупкостью. Они приходят вместе с экономическим ростом – и ослабляют страны с Ростом ВВП, тем самым, о котором так мечтают власти. Даже на индивидуальном уровне богатство чревато головной болью; деньги осложняют жизнь, и, чтобы справиться с осложнениями, нужно приложить еще больше усилий, чем для того, чтобы заработать эти деньги.

Заключение

Подведем итоги: хрупкость в любой области, будь то фарфоровая чашка, живой организм, политическая система, размер компании или задержка авиарейса, коренится в нелинейности. Это открытие можно рассматривать как антидефицит. Подумайте о полной противоположности опаздывающему самолету или росту расходов на проект – о том, что извлекает выгоду из неопределенности. Вы увидите зеркальное отражение хрупкости, ненавидящей случайность.

Глава 19.

Философский камень и его противоположность

Перед банкротством вас известят. – Иногда золото – это особый вид свинца

А теперь, читатель, после того как я повторил тринадцатый подвиг Геракла и в нескольких предыдущих главах разъяснил тебе свою концепцию, пришел мой черед отдохнуть и перейти, скажем так, на язык специальных терминов. Данная глава – в ней я изложу свои идеи более углубленно – будет более насыщенной, и просвещенный читатель может ее пропустить.

Как распознать будущего банкрота

Рассмотрим метод распознавания хрупкости – философский камень наоборот. Мы изучим этот метод на примере гигантского ипотечного агентства Fannie Mae, спонсируемого правительством США. Fannie Mae – та самая корпорация, коллапс которой лишил американских налогоплательщиков сотен миллиардов долларов (увы, сумма убытков продолжает расти по сей день).

В 2003 году Алекс Беренсон, журналист The New York Times, пришел ко мне в офис с секретными отчетами о финансовой уязвимости Fannie Mae. Отчеты Беренсону передал некий отступник из числа служащих компании. В отчетах описывалась методология расчета риска, доступная только инсайдерам; Fannie Mae сама занималась расчетами риска и предоставляла общественности и другим структурам лишь те данные, которые считала нужным обнародовать. Но отступник позволил нам изучить непосредственно методику, которая использовалась агентством при расчетах.

Мы изучили отчеты: если коротко, изменение экономических показателей в одну сторону вело к огромным убыткам, в другую – к маленькой прибыли. Если показатели менялись очень сильно, убыток становился фантастическим, а прибыль – совсем крошечной. Выглядело все ровно так, как в истории с камнем, которую иллюстрирует рис. 9. Возрастание ущерба было очевидно – и оно было чудовищным. Мы сразу поняли, что краха не миновать: риск Fannie Mae был чрезвычайно «вогнутым», точно график дорожных пробок, изображенный на рис. 14: как только экономические показатели выходили за рамки узкого «коридора», убыток начинал расти со страшной силой (мне даже не нужно было знать, о каких показателях идет речь; хрупкость такого масштаба в отношении единственной переменной подразумевает хрупкость в отношении всех остальных параметров). Мои чувства отозвались прежде интеллекта: я ощущал острую боль, когда просто смотрел на цифры. Речь шла о суперхрупкости – и, спасибо Беренсону, газета The New York Times представила мою точку зрения. Какое-то время меня поливали грязью, однако в целом никто ничего не заметил. Я успел назвать пару ключевых героев истории шарлатанами, и они, естественно, этому не обрадовались.