Антик с гвоздикой
Шрифт:
— Так люб же он мне, барышня, хотя и варнак, каких еще поискать, — протянула жалобно Марфуша и сконфуженно улыбнулась. — Он меня сватать по осени хочет, ежели, конечно, барыня позволит. — Девушка с мольбой посмотрела на Ксению. — Как вы полагаете, не будет она противиться, если я за кузнеца пойду?
— Я попробую с ней поговорить заранее, конечно, если твой Евсей за ум возьмется. Наташа уже сама думала о том, чтобы женить его поскорее, а то слишком много воли ему дали, избаловался, нахальничает, насмешничает без меры.
— Непременно поговорите,
— Ну, уж так сразу и топиться? — Ксения дернула подругу за косу. — Будто на твоем Евсее свет клином сошелся.
Марфуша сердито фыркнула и, освободив косу, перекинула ее на грудь.
— Когда сами полюбитесь, поймете, что значит сохнуть по дружку, на свиданки тайные к нему бегать… — Она порывисто вздохнула и обняла Ксению. — А как за руку-то друг сердешный возьмет, как в глаза глянет, про все на свете забудешь, за ним хоть на край свет пойдешь!
— Прямо-таки на край света? — рассмеялась Ксения.
— А вот посмотрим, барышня, что вы запоете, когда голову потеряете. И чует мое сердце, не уйти вам от этого, ни за что не уйти! Больно уж приятель у князя хорош! Голубоглазый, кудрявый! Евсей говорит, огонь, а не барин! И посмеяться всласть любит, как и вы, барышня! Вот бы вам познакомиться!
— Да куда уж мне! — вздохнула Ксения. — Наташа не позволит…
— А мы ей и докладывать не будем, — торопливо зашептала Марфуша, не забывая озираться по сторонам. — Завтра вроде вам позволено за ограду выехать?
— Позволено! — выдохнула Ксения. — Наташа в Матуриху на выпаса отправляется, так что до обеда ее не будет.
— А Евсей сказывал, князь с утра собирался объезжать свои земли, авось свидитесь и с ним, и с его приятелем. Семка нас в то место отвезет, где дорога недалеко от озера проходит. Там, правда, к воде не подъедешь, болота вокруг, но поляны очень уж красивые. Ромашки вовсю цветут, белоголовник… А барыне скажем, что решили цветов в комнаты набрать.
— Ты просто прелесть, Марфуша! — Ксения захлопала в ладоши. — А если они не посмеют к нам приблизиться? Ведь они наверняка уже знают, что Наташа не дозволяет на ее землях появляться.
— Ну, коли спужаются, то это их дело! Но смотреть-то им не запретишь? Думаю, они непременно вас заметят. Грех такую красоту не заметить! — Марфуша окинула Ксению придирчивым взглядом. — Платье свое голубое непременно наденьте и шляпку с лентами, ту, что из Парижу привезли…
— Зря ты, Марфуша! Платье это больше для бала подходит, чем для прогулки.
— А зачем его беречь, если барыня балы вовсе не проводит? — вполне резонно удивилась Марфуша.
— А как я объясню Наташе, зачем вырядилась в это платье?
— Так она ж ничего не проведает. Мы успеем вернуться до ее приезда из Матурихи.
— Но мне очень стыдно, — опять засомневалась Ксения, — они могут понять, что мы их нарочно дожидаемся. Это же неприлично! И не дай бог Наташа узнает!
— Опять вы всего боитесь, барышня! — рассердилась Марфуша. — Смотрите, так и просидите всю жизнь в девках в угоду своей сестрице. А она тоже хороша! Обожглась на молоке, теперь на воду дует. И вам никакой жизни не дает!
— Я не могу пойти против ее воли, — вздохнула Ксения, — потому что у меня нет ни копейки, а кому нужна бесприданница?
Марфуша недовольно фыркнула:
— Решайтесь, барышня, пока не поздно! За по-гляд на новых соседей никто с вас денег не возьмет. А случай этот упускать нельзя. Барышень в округе полно, а женихов приличных не хватает. Князь и охнуть не успеет, как окажется под венцом. А его приятеля наверняка еще раньше окрутят. Так что не зевайте, а то пожалеете.
— Хорошо, уговорила! — произнесла Ксения обреченно и перекрестилась.
ГЛАВА 4
Василий Ефимович Караваев не был красавцем. Очень плотный, круглолицый, он обладал двойным подбородком и красноватым, похожим на картофелину носом. К тому же он всячески пытался замаскировать лысину, зачесывая волосы на лоб, но это получалось у него не слишком удачно.
Судя по всему, он пытался выдавать себя за местного dendy, но с еще меньшим успехом. Сшитый по последней столичной моде сюртук с широкими отворотами и двумя рядами блестящих пуговиц вкупе с узкими панталонами делали его фигуру еще шире и массивнее. Наверняка здесь не обошлось без корсета из китового уса, с помощью которого Караваеву удалось втиснуться в сюртук, обтянувший его спину настолько, что Григорию невольно пришло в голову сравнение с немецкой колбаской.
Князь поднялся, когда сосед Караваев в сопровождении Дроздовского вошел к нему в кабинет. И хотя неожиданный визитер отвлек Григория от неотложных дел, тем не менее он предложил ему присесть и попросил Аркадия распорядиться, чтобы подали вина.
Караваев с трудом втиснулся в кресло. Лицо его побагровело, он через силу улыбнулся князю, и Григорий подумал, что его подозрения насчет корсета не лишены основания.
— Очень рад, очень рад! — Караваев прижал руку к сердцу и слегка склонил голову. — Мне только вчера сообщили, что в Завидове уже три дня новый хозяин. Простите великодушно за ранний визит, но, видит бог, я едва дождался утра. Не терпелось засвидетельствовать свое почтение.
— Весьма приятно с вами познакомиться! — любезно произнес Григорий и улыбнулся. — Поверьте, я не рассчитывал на столь пристальный интерес к моей персоне, Василий Ефимович.
Караваев слегка поерзал в кресле, пытаясь устроиться с большим комфортом, с трудом перевел дыхание и с не меньшей любезностью ответил:
— Только жизнь в нашей глуши заставляет по-настоящему осознать, что существование человека немыслимо без общения, дружеских бесед и философских споров по поводу важных исторических, так сказать, эпохальных моментов, ибо… — он поднял вверх толстый короткий палец и многозначительно посмотрел на князя, — ибо обустройство и законы Российского государства…