Антик с гвоздикой
Шрифт:
— О, cher ami, — протянул с веселым изумлением Аркадий, — да ты, оказывается, поэт? Откуда вдруг такая nostalgic? Неужто и вправду вздумал помирать во цвете лет? На тебя это вроде непохоже.
— Нет, помирать я пока не собираюсь, — сухо сказал Григорий и вернулся в свое кресло. Сцепив пальцы, он обхватил ими колени и внимательно посмотрел на приятеля. — Видишь ли, Аркаша, надумал я жениться. Пора уже обзаводиться наследником. Как ты полагаешь, это стоящая мысль?
Аркадий поперхнулся, закашлялся и принялся разгонять скопившийся возле лица дым. Потом отложил недокуренную сигару в пепельницу и только тогда произнес с искренним удивлением в голосе:
— Жениться? Неужто подыскал себе кого?
— Нет, не успел пока, — по-прежнему сухо ответил Григорий. — Поисками подходящей невесты займешься ты. Но учти,
— C'est formidable! Cela me plait! [4] — расхохотался Дроздовский. — Только учти: из подобных робких девиц самые непотребные стервы и получаются. Пожалуй, смотр надо начинать с маменек. Помнится, нянька мне говорила: хочешь выбрать себе жену, непременно на маменьку посмотри. Сразу поймешь, что вскорости в своей постели обнаружишь.
4
Потрясающе! Меня это устраивает! (фр.)
— Ладно, отбросим эти милые подробности, — поморщился князь и отхлебнул вина из бокала. — Скажи, есть ли у тебя на примете парочка-другая девиц, что проживают поблизости и страстно желают выскочить замуж? Учти: богатство роли не играет, но только уволь меня от поповен и купчих. Они после родов жутко толстеют.
— За кого ты меня принимаешь? — произнес рассеянно Аркадий. — Мы тебе непременно дворяночку найдем и с родословной не хуже, чем у твоего Мулата.
Глубокомысленно уставившись в камин, он принялся скептически хмыкать, морщить презрительно нос и смотреть сквозь князя туманным взором, делая всякий раз очередной глоток вина. Видимо, перебирал в памяти имена возможных невест, и, судя по количеству сделанных Аркадием глотков, недостатка в них не было.
Они помолчали некоторое время, ознаменовав затраченное на размышления время пустой бутылкой мадеры. Первым заговорил Аркадий. Повертев в руках потухшую сигару, он с сожалением произнес:
— Крепкая, зараза! Почище деревенского самосада пробирает!
— Что ж ты, выходит, куривал деревенский самосад?
— Rien du tout! [5] — усмехнулся Аркадий. — Только разок и попробовал. Мне лет десять было, когда сын нашей кухарки Селетеи Колька предложил курнуть тютюну. Его у нас шнуровым прозвали, оттого что лист не ножом рубили, а шнуром резали. Самое, скажу тебе, бесовское зелье, хуже гремучей змеи. Но я про то позже узнал, а тогда по дурости пристроились мы за оранжереей, я только дыму глотнул и сразу же на землю — брык! Потом дояго спина чесалась после маменькиных розог, а Колька полмесяца в камышах отсиживался, от возмездия спасался. Потом помиловали его, когда он лисицу отловил, что кур из птичника таскала. Хороший малый был Колька. Крепко мы с ним дружили, хотя он и старше года на три был. В доме с ним не разрешали играть, но во дворе, на скотном, на конюшне, на реке, в лесу сколько проказ мы с ним измыслили, за что нас и пороли нещадно… Сгинул бедолага в турецкой кампании лет этак пятнадцать назад…. Еще под Измаилом. Ну, да ладно, мертвое — мертвым, живое — живым. — Он повеселел взглядом и посмотрел на помрачневшего приятеля. — Не бойся, подберем мы тебе девицу, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Есть у меня на примете несколько славных семейств, завтра же начну предварительную разведку.
5
Ничего подобного! (фр.)
— Постой, — прервал его князь. Он вновь поднялся с кресла и, подойдя к окну, отдернул штору. Сквозь низкие тучи пробилась луна и залила цветники и ближние деревья мертвенно-свинцовым светом. Григорий некоторое время вглядывался в темноту, стараясь определить, в какой стороне находится озеро. И ему даже показалось, что глаза различают далекие огоньки на противоположном берегу, то ли деревни, то ли усадьбы. И память тут же, в долю секунды
— Постой, время еще терпит. Надо поначалу познакомиться с делами в имении. А то видел, у лакеев сквозь ливреи локти светятся. У Елистрата лаковые сапоги, а пальцы наружу торчат.
— Да это не от бедности, а по недомыслию, — поморщился Аркадий. — Молодой князь лет десять, если не больше, в имении не появлялся. Заправляла всем его старшая сестра Людмила, тут ее все Милю-шей звали. В детстве она со стула упала и осталась на всю жизнь горбатой. А в прошлом году она от лихорадки померла, вот и осталось имение бесхозным. Братец ее морским атташе служит в Испании, там же и женился, чуть ли не на самой племяннице короля. Он и так богат, как Крез, зачем ему лишние хлопоты? Вот и решил по этой причине от имения избавиться.
— Это я уже слышал, — проговорил недовольно Григорий. — А что ж соседи? Такой лакомый кусок, по твоим словам, а упустили!
— Я им просто свободы маневра не позволил, — проговорил хвастливо Аркадий. — Да и желающих было — раз-два и обчелся. Вернее, всего один покупатель. Графиня Изместьева. Ну, та самая! — кивнул он головой в сторону окна. — Представляешь, как она сейчас бесится! Я ведь ей сделку расстроил!
— Ей что, своих земель мало?
— Кто ж ее знает? У нее тут поблизости еще две деревни имеются. В одной, в Матурихе, у нее каменные скотные дворы, а земли не обрабатываются, поэтому отличные условия для летних выпасов. Я в конце апреля, когда купчую на имение оформлял, видел, как ее скот выводили на выпаса. Прямо целое представление получилось. Коровы ревут на все голоса, свиньи на телегах визжат, пастухи кнутами щелкают, скотницы орут истошно… Думаю, осенью, когда назад возвращаться будут, вдосталь потешимся над подобным folie [6] .
6
Сумасшествие (фр.).
— А тебе это folie каким образом удалось лицезреть? Или сквозь кордоны сумел проскользнуть?
— Почему же? — улыбнулся Дроздовский. — Я забыл сказать: по границе твоего имения идет дорога, которая по бумагам всегда принадлежала Завидовским, но по обоюдному согласию испокон века ею пользуются Изместьевы. И в благодарность исправно ее подсыпают галькой, песком… Так что на деле дорога хоть и твоя, но теперь об этом мало кто помнит. И графиня в первую очередь.
— Что ж, она по этой дороге верхами катается? — спросил сквозь зубы Григорий и торопливо отвел глаза, чтобы приятель не заметил вспыхнувший в них интерес. Но кого он собрался провести? Шельму, каких свет не видывал?
— Э, братец мой! — весьма ехидно воскликнул Аркадий. Похоже, он и понятия не имел о деликатности. А может, и нарочно ею пренебрег, зная из личного опыта: ходить вокруг да около — удел зеленых юнцов да неоперившихся барышень. — Неужто успел разглядеть вдовушку? И как она тебе? По мне, так очень даже хороша, чертовка! — Он мечтательно закатил глаза. — С этой бы соседкой да закатиться в «Храм любви» на пару дней. — И вновь с ухмылкой посмотрел на князя. — Представляешь, каково ей без мужской ласки и внимания? Считай, лет восемь уже прошло, как князь с лошади сковырнулся. Небось ночью подушку зубами рвет и рыдает, как любая простая баба, а днем бесится и лютует без меры. И никому невдомек, чего ей на самом деле не хватает. Может, попробуешь возвратить графине интерес к жизни? С вдовушками ведь не возбраняется грешить, да и благое дело совершишь. И себе в удовольствие, и соседям в радость, если укротишь эту строптивицу.
— Прекрати зубоскалить! — произнес недовольно князь и взглянул на каминные часы. — Ого, уже второй час ночи. Давай-ка, Аркаша, отправляться спать, если хотим проснуться с рассветом.
— Пошли, — согласился Аркадий, но отметил для себя, что на его разглагольствования князь не рассердился, а просто уклонился от ответа. Вывод напрашивался сам собой, но Дроздовский решил не торопить события. По прежнему опыту он знал, что первейший способ навредить делу — уподобить себя сметающей все на своем пути боевой колеснице.