«Антика. 100 шедевров о любви». Том 1

Каминская Т. и.

Пастух

(ищет глазами Ифигению, потом подходит к ней с поклоном)

Атрида дочь и чадо Клитемнестры, Внемли вестям нежданного гонца.

Ифигения

(с неудовольствием поднимая голову)

Чем мысли ты мне хочешь перебить?

Пастух

Лазурь волны к утесам Симплегады Двух молодых скитальцев принесла: Богине дар отрадный – украшенье Ей на алтарь. Фиалы приготовь, Огонь и меч для освященья жертвы.

Ифигения

Скитальцы те откуда же, пастух?

Пастух

Я эллинов узнал, и только, дева!

Ифигения

Но

их имен ты уловить не мог?

Пастух

Один из них другого звал Пиладом.

Ифигения

А как Пилад другого называл?

Пастух

Не услыхав, кто скажет это, жрица?

Ифигения

Но как вы их увидели и как, Напав на них, вы ими овладели?

Пастух

На берегу безлюдных волн морских…

Ифигения

А для чего ж вам было море, пастырь?

Пастух

Мы шли омыть стада росою волн.

Ифигения

О, с самого начала… Сердце просит Узнать, как вы могли их захватить. Я способ знать хочу, пастух. Так долго На алтаре божественном у нас Кровь эллинов, алея, не струилась.

Пастух

Когда меж скал втекающее море Уже принять готовилось стада, В расселине, прибоем неумолчным Проделанной, где под навесом сбор Пурпуровых улиток происходит, Едва отхлынут волны – наш пастух Двух юношей увидел… Тихо. Тихо Они крались обратно… «Пастухи, Он говорит, – там демоны таятся!» Тут набожный меж нас нашелся. Руки Воздел он и молиться стал безвестным. «О, дивный сын, – молил он, – Левкофеи, Страж кораблей, владыка Палемон, О, смилуйся над нами! Диоскуры, Коль это вы, иль вы, Переев род, Где пятьдесят сияет сребротелых И дивных нимф…» Но тут другой пастух, Все бреднями считающий, вмешался И осмеял святошу. «Вы не верьте, Что боги там, – сказал он, – то пловцы; Корабль у них разбило, а обычай Неласковой страны, быть может, им По слухам уж и раньше был известен, Не тайна же, что Артемиде в дар Гостей мы убиваем». Большинство Его словам поверило, и тут же Решили мы явленных изловить Для алтаря. Вдруг видим, из скитальцев Один и сам подходит. Головой Так странно стал он потрясать, и стоны Нам тяжкие послышались, а руки От ужаса как будто заходили У странного. Безумствуя, как ловчий, Когда собак сзывает, завопил он: «Смотри, смотри, Пилад: исчадье Ада, Змея… А вот вторая… Ай! в меня Нацелились… Гляди… гляди – ехидны Со всех сторон ужасные на ней, И все – в меня!.. О боги, боги! Третья! От риз ее огнем и кровью пышет, Крылатая кружит, и на руках Мать, мать моя у чудища… И ею Она меня сейчас придавит… Ай!.. Уже бросает каменную глыбу… Она убьет меня. Куда укрыться?..» Конечно, вид вещей ему не тем Казался, и мычанье телок наших Да лай собак в уме его больном Стенаньями Эриний отдавались… Припав к земле, мы ожидали смерти, Не разжимая губ… Но вот тяжелый Он обнажает меч… И, точно лев, Бросается… на стадо… Он Эриний Мучительных преследует, но только Телиц бока его железо порет, И пеною кровавою уже Покрылась зыбь залива. Не глядеть же Нам было на разбой. Мы стали к битве Готовиться, я раковину взял И затрубил, чтобы созвать окрестных. Иль рослых мы и молодых гостей Могли б одни осилить, пастушонки? Что мигом тут народу набралось! Но вот глядим – безумья весел буйных И свист и плеск утихли разом, – гость На землю пал, и пеной подбородок Покрылся у недужного. Лицом Нам счастье повернулось – ни одна Свободною на миг не оставалась Из рук, – и град летел в него каменьев. А друг меж тем больному пену с губ Полою утирал и от ударов Его плащом искал загородить, Он о больном заботился так нежно… Глядим, и тот поднялся, уж не бредит; Прибой волны враждебной увидав И тучу зла, нависшую над ними, Он завопил, но камнями в ответ Со всех сторон друзей мы осыпали. И вот призыв грозящий излетел Из уст его: «Пилад, коль неизбежно Нам умереть – со славою умрем. Меч из ножен, товарищ!» Блеск тяжелых Мечей

по чаще нас рассеял; но Один бежит, а десять напирают, С каменьями – отгонят тех, и вновь Бежавшие являются и мечут. А веришь ли, из мириады рук Хоть бы одна удачей похвалилась Добычи нам богиня не дала. Не дерзостью, усердьем мы пришельцев Осилили… их оцепив кольцом Измученным, мы вышибли камнями Мечи из рук, – и преклонить колени Усталость их заставила. К царю Мы пленников доставили, а царь Лишь посмотрел на них – и посылает Тебе для омовения и жертвы. Ты ж у богов, о дева, жертв иных И не проси. Довольно чужестранцев, Которые попались нам, и нож, Что над тобой в Авлиде заносили, Элладою оплаканный, падет…

Корифей

Ты дивное поведал – кто бы ни был По злым волнам до нас доплывший гость.

Ифигения

Веди же их сюда, а остальное Меня одной касается, пастух.

(Отпускает его кивком головы, пастух с поклоном, уходит в сторону моря).

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Без пастуха.

Ифигения

О сердце, ты, как гладь морская, было И ласково, и ясно, и, когда На эллина я налагала руки, Ты плакало… Но сон ожесточил Тебя. Орест не видит больше солнца И слез моих вам, жертвы, не видать. Какая это истина, подруги, Теперь я поняла, что, кто несчастен, К счастливому всегда жесток, ему За прошлые свои он слезы платит…

Пауза.

Не разобьет же дуновеньем бог Еленину триеру в Симплегадах, Не приведет же жертвой к алтарям Проклятую иль Менелая – разве Не из-за них в Авлиде, как тельцу Алтарному, мне пересекли горло Данайцы и отец, родной отец, Над жертвой нож подъявший? О, увы мне. Забвенье мук нам не дано… С мольбой Не раз тогда я руки простирала К его лицу; цепляясь за колени Отцовские, я говорила: «О! Отец, мой брак постыден – под твоим ли Мне умирать ножом, когда средь жен Пирует мать. Что делаешь? Чертоги Аргосские нам оглашает флейта… А я, невеста, гибну. Иль Аид Пелеевым, отец, назвался сыном, Который был обещан мне, к кому Меня влекла коварно колесница, Чье ложе крови полно!»

Пауза.

Помню, я, Лицо закрыв тогда прозрачной тканью, Не смела брата с полу приподнять Бедняжки больше нет; стыдилась, помню, Поцеловать сестру – меня чертог Пелея ждал. И сколько нежной ласки Я берегла для нового свиданья, До Аргоса.

Пауза.

Орест, коль точно нет Тебя в живых, каких ты благ лишился, Какой удел тебя завидный ждал, Наследника отцовского! О, мудрость! Лукавая богиня! К сердцу желчь Вздымается: убитого коснися, Родильницы иль мертвого – и ты Нечист – от алтаря ее подальше! А человечья кровь самой в усладу… Не может быть, чтоб этот дикий бред Был выношен Латоною и Зевсом Был зачат. Нет, нет, не поверю я, Чтоб угощал богов ребенком Тантал И боги наслаждались. Грубый вкус Перенесли туземцы на богиню… При чем она? Да разве могут быть Порочные среди богов бессмертных?

ПЕРВЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ

Хор

Строфа I

Вы, синие, синие волны, Где с морем сливается море, Где жало аргосской осы Когда-то по лютой пучине К брегам азиатским Ио Помчало от пастбищ Европы! О, кто же вы, люди? О, кто вы? Еврота ль зеленый тростник Покинув и светлые воды, Священные ль волны Диркеи Забыв, к нераспаханным нивам Пришли вы, где дочери Дня Пролитая смертными кровь Алтарь орошает обильно И храма колонны кропит?

Антистрофа I

Иль парные весел еловых Удары средь пенья и шума Затем рассекали волну, И парус затем надувался, И двигался быстрый корабль, Чтоб после богатством чертоги Одни пред другими кичились? Средь бедствий надежда мила, Но жажда сердец неутешна У тех, кто, по волнам блуждая, И в варварский город заходит За грузом богатства и славой Кто суетной вечно влеком… Есть люди, что грани не видят Желаньям; но скромный милей.