Антикиллер-2

Корецкий Данил Аркадьевич

– Опять позвонил Крамской, – удивленно рассказывал Жук. – И дает задний ход по всем статьям, дескать, служебная проверка закончена, претензий к Кореневу нет, пусть работает спокойно! Как будто это я спокойствию мешал...

Генерал внимательно рассматривал Лиса. Но прочитать отгадку на его лице не мог, ибо тот сам ничего не понимал.

– Странно все это... То так, то эдак... Я позвонил в УСБ, Зимину, он тоже удивлен: Говорит, поступила команда проверку свернуть. Но ваш Коренев, сказал, так обставился, что его и зацепить не за что... Чист, словно младенец!

– В

этом он прав, – не стал спорить Лис.

– А что с Колдуном? – Колорадский Жук понял, что ничего не вытянет из своего хитроумного подчиненного.

– Сегодня буду знать, где он, – ответил Лис.

– Ладно, докладывай! – эта фраза означала, что разговор окончен.

В середине дня из больницы доставили Ужаха Исмаилова. Перевязанная голова, ссадина на переносице, бледное лицо свидетельствовали, что он еще не оправился после аварии. Но вел себя чрезвычайно дерзко и враждебно, ни на один вопрос не отвечал.

– Ты кто такой? – спросил он у остолбеневшего от такой наглости Лиса.

– Ты прокурор, судья, начальник? Ты – никто! И сделать мне ничего не можешь! Потому и говорить с тобой я не буду!

– Вот так, да? – кротко спросил Лис. – Ну и ладно.

И, обращаясь к конвоирам, сказал:

– Отведите его в ИВС, в «тройку». Я позвоню дежурному, предупрежу... В третьей камере изолированно от других задержанных сидел Джафар.

Направляя к нему Ужаха, Лис никаких нарушений не допустил. Закон предписывает содержать раздельно мужчин и женщин, взрослых и несовершеннолетних, ранее отбывавших срок и попавших за решетку впервые. Помещать в одну камеру лиц, состоящих между собой в неприязненных отношениях или даже кровных врагов, закон не запрещает. Может быть, это дело морали, но соблюдение этических норм – дело хотя и желательное, но вовсе не обязательное. К тому же представления о том, что морально, а что нет, становятся с каждым годом все более размытыми.

Лис действительно не был ни прокурором, ни судьей – обычный оперативный работник, в его функции не входило карать и миловать, выносить приговоры и освобождать условно-досрочно, обвинять и оправдывать. Распределение задержанных и арестованных по камерам не имеет никакого отношения к правосудию, это просто организационно-технический акт.

Через день задержанный Арцатов зарезал половинкой бритвенного лезвия задержанного Исмаилова. Крохотный кусочек заточенной стали перехватил сонную артерию, и вся камера была забрызгана кровью. Каким образом Арцатов раздобыл лезвие, установить так и не удалось: сам он никаких показаний не давал, а сотрудники ИВС, естественно, клялись, что обыск был проведен тщательно и по всей форме.

Лису позвонил Чекулдаев. Ему не терпелось выслушать благодарность за Трофимова, и он ее выслушал.

– Скажите откровенно, Филипп Михайлович, – пророкотал в трубку адвокат. – Какой у вас интерес в этом парне? Я думал, у вас совместные дела, а он обычный затурканный работяга... Но молодец, держался стойко, как я ни выпытывал, говорил, что вообще вас не знает, случайная встреча...

– Так и есть.

Я видел его два раза. Точнее, три, но последний уже после освобождения... Просто за него некому было заступиться, я это и сделал...

Адвокат озадаченно помолчал. До него начинал доходить смысл происшедшего: Лис просто заставил его бесплатно сработать на совершенно постороннего человека. Если бы сержант как-то был связан с подполковником – сват, брат, шурин, партнер по криминальному бизнесу, можно было бы рассчитывать на ответную благодарность. А так получилась ничего не стоящая услуга, которая очень быстро забудется... Неловкая пауза затягивалась.

– Получается, что и вам случается быть защитником? – принужденно засмеялся Чекулдаев.

– Да. Но, как правило, бесплатно. И я предпочитаю отстаивать интересы действительно невиновных. – Лиса разговор утомлял, и он бы уже давно положил трубку, но, в конце концов, любезная беседа не очень большой гонорар за то, что адвокат сделал. Хотя и меньший, чем тот, на который он рассчитывал.

– Кстати, я принял поручение на защиту Арцатова. Не знаю, как его можно держать под стражей! Никаких доказательств виновности нет, а теперь его и вовсе пытались убить, он оборонялся и сейчас очень переживает случившееся... Лис опять удержался от резких оценок:

– Вряд ли на него удастся напялить овечью шкуру. Слишком матерый волк, хвост и клыки не спрячешь...

– Пусть суд решает, – лицемерно вздохнул Чекулдаев. – Мы хорошо подготовимся к заседанию... Но необязательно же во время следствия сидеть в тюрьме!

– Наверное... – уклончиво ответил Лис.

Закончив наконец разговор, он позвонил в СИЗО.

– Приветствую, Иван Никанорович, Коренев.

– Привет, привет, – прогудел в ответ Стариков. – Что хорошего скажешь? Позовешь водку пить или будешь свои вопросы ставить?

Они никогда не пили вместе водку, только собирались. Но Цербер никогда не забывал напомнить о том, что все опера ему должны. В известной степени это соответствовало действительности.

– К вам перевезут Джафара Арцатова...

– Знаю. Который сокамерника бритвой распластал! Я его в одиночку засуну! Там только себя загрызть сможет...

– Не надо. В большой хате ему тоже не дадут разгуляться.

– Ах вот оно что! – Старков по-своему истолковал его фразу. – Значит, так и сделаем...

Джафара поместили в камеру на шестьдесят человек. На вторую ночь его обнаружили повешенным на жгуте из разорванной простыни. Вскрытие обнаружило следы жестоких побоев, да и длина жгута оказалась коротковатой – покойному надо было впрыгивать в петлю, либо ему кто-то помогал... Но смерть заключенного обычно стремятся объяснять естественными причинами, и следствие приняло версию о самоубийстве. Все знали, что Джафар был борзым и сам затевал драки, а не добившись победы над численно превосходящими сокамерниками, вполне мог покончить с собой. А длина жгута... Может, измерили неправильно, может, когда снимали тело, отрезали лишний кусок. Кто обращает внимание на такие мелочи!