Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Вот и нагрянешь сюда как-нибудь пешочком, – сказал Лис.
Посмотрел на задержанного. У него были впалые небритые щеки, острые, испачканные копотью скулы и большие, бессмысленные глаза. В перекрученные брюки вместо ремня вдет тонкий стальной тросик, завязанный на животе.
– Давно здесь прописался?
– Чего прописался? Мимо проходил воще… – недружелюбно пробубнил бомж. В верхней челюсти справа у него не было двух зубов.
– А вид у тебя бывалый. И пахнет, как от бывалого.
– Чего пахнет? Я в баню шел…
– Правильно. В баню мы первым делом тебя и отправим. Там минеральные
Лис повернулся к оперу.
– Документы при нем были, Дроздов?
– Какие документы! – тот махнул рукой.
– Значит, будем мылить и драить тебя до выяснения личности, – объяснил Лис бомжу. – Пока не дойдем до самой сути…
– Чего мылить-то?
Задержанный ожесточенно почесал голову.
– Я и так скажу. Халилов Федор, 58-го года рождения. Живу на Тимирязевской, 2, корпус 3, квартира 44. А что документы с собой не ношу, так я ж не хачик иногородний. В своем городе, в своем доме живу, документы в шкатулке лежат, в серванте, чего мне документы носить-то?
– Ну, раз ты в сорок четвертой живешь, тогда нам с тобой говорить не о чем, Халилов! «Корпус»! Там в бараке квартир десять, от силы…
Лис разочарованно прищелкнул языком.
– Раз ты такой брехун и помощи от тебя никакой, то пути наши расходятся! Тебе – в «обезьянник» и на раскрутку, а мне – искать других свидетелей, откровенней тебя!.. Дроздов, уведите задержанного!
– Чего уведите? Чего расходятся-то? – обиделся Халилов. – Ты меня расспроси толком сперва, а потом определяй. Может, я самый здесь откровенный и есть!
– Это ты у себя на Тимирязевской откровенный! А мне местные нужны, кто на кладбище этом толчется!
Бомж забился в руках у Дроздова, пытаясь вырваться.
– Там я раньше жил, когда с жинкой. Давно уже тут, у любого спроси – хоть на барже нашей, хоть на сухогрузе! Халила все знают! И я здесь всех знаю! Чего надо-то, говори!
Лис смягчился.
– Ладно, Дроздов, погоди. – Он посмотрел в глаза Халилову. – Я ищу тех, кто жил здесь осенью 2008-го, в октябре…
– Так во! Так это я и есть! – обрадовался бомж. – Я тут аж с 99-го, с самого этого, считай, дефолту!
– На «Максиме Горьком»?
– Нет, я тогда «академиком» был! На сухогрузе «Академик Голиков» жил. Это потом на баржу перешел, когда «Академика» на утилизацию отправили… – Он снова с ожесточением почесал макушку.
– Так, дай вспомнить. Две тыщи восьмой, так. Это… «Писателей» тогда четверо было, кажись…
Бомж озадаченно моргнул, быстро взглянул на Дроздова, на Лиса.
– Не-е, трое… Трое, да. Куркуль, Агуша… А кто третий тогда? Не, тогда двое, получается… Слушай, так они же как раз в октябре и сгинули-то! И Агуша, и Куркуль! Точно! – Халилов даже обрадовался. – Они там жили втихаря, никого не трогали… Я у Куркуля надувной жилет как-то сторговал, мне кто-то посоветовал, типа тепло сохраняет… Ни фига не сохраняет! Надувалово и есть, чистой воды надувалово!..
– Ближе к делу! – перебил его Лис.
– Так я ж и говорю! А утром я пошел до Куркуля, хотел ему жилет вернуть и в рожу дать, а там никого нет! Ни Куркуля, ни Агуши! И вещички их тю-тю! У Агуши матрас был расписной, почти новый, Агуша им очень гордилась… Так он в воде плавал, выпотрошенный, во как!
– Кто
– Чего – Агуша? Матрас плавал! Агуши там не было, я ж говорю! Никого не было! То есть…
Халилов осекся, нахмурил выцветшие брови.
– Только страх там был, вот. Смертью пахло… Мне не по себе стало, мурашки по спине побежали, я развернулся и рванул оттуда! Этот пароход, он же тыщу трупов накосил в 83-м…
– Ты кого-то видел? – спросил Лис.
– Не. Не видел. Я ушел сразу. И не приходил потом, пока тут пацаны с «Углича» не обжились. Но это уже летом было, а так здесь никто больше не жил. И Агушку с Куркулем я не видел потом ни разу…
После Халилова привели еще троих. Они говорили столь же невразумительно и малоинформативно, как их предшественник, но вспомнили, что после пропажи Куркуля с приятелем теплоход пользовался дурной славой и полгода на него никто не заходил. И что какой-то Ивашка нашел в этом самом ресторане телевизор и DVD-плеер, а Великан вынес и продал отопительный котел, а потом приторговывал невесть откуда взявшимся мазутом.
Больше никакой информации начальник УР не получил. Хотя под занавес ему привели еще одного свидетеля. Это оказался Горгуля, снимавший с полузатопленной баржи алюминиевые провода. Лис для отвода глаз порасспрашивал и его, хотя все, что тот узнавал, становилось ему известно на следующий же день.
* * *
Комаров безнадежно закопался в сотнях тысяч «потеряшек», как на профессиональном сленге называли без вести пропавших.
– Руками столько не переберешь, Филипп Михайлович! – жаловался он на четвертый день. – А программы есть всякие хитрые, только они реально не работают. Вроде «сырые» еще, не доведенные… Их для «палки» поставили: отчитались, а толку нет…
– Ты же тоже так привык, – ответил Лис вместо выражения сочувствия. – Тогда включай свой калькулятор. Может, он поможет…
А к вечеру позвонил Дойников.
– Проверили пулю по центральной пулегильзотеке, – без предисловий начал следователь. – Этот «ПСМ» засветился в две тысячи втором, в Москве. Из него убили ювелира на Таганке. А в две тысячи шестом в Серебряном Бору застрелили некоего Катафотова и Круглова…
– Снова из того же «ПСМ»? – не утерпел Лис.
– Да нет, из пээма с глушителем. А у Круглова как раз тот самый «ПСМ» и оказался! Короче, надо посылать кого-то в командировку…
– Если деньги найдутся, – скептически проговорил Лис.
Деньги, хоть и через неделю, но нашлись. Лис отправил в Москву Волошина: ребятам из «поколения пепси» он не доверял. А Волошин за два дня собрал нужные факты, и картина давнего убийства в Серебряном Бору прояснилась.
Оказывается, Катафотов и Круглов были не просто гражданами, а довольно известными в специфических кругах столицы личностями, имеющими прозвища «Бык» и «Крутой». 45-летний Катафотов считался авторитетом, имел свою бригаду, руководил подпольным игорным бизнесом и крышевал торговлю бензином на Юго-Западе, а Круглый состоял при нем личным телохранителем. Теплой летней ночью 2006 года они вернулись в Серебряный Бор, где Бык снимал дачу по 25 тысяч евро в месяц. Шикарный «майбах» подкатил к высокому зеленому забору, за рулем сидел Крутой, Бык обжимался на заднем сиденье с Ирулей.