Антикиллер-5. За своего…

Корецкий Данил Аркадьевич

– На хрена тебе этот опер вообще сдался? – недоумевал тем временем Плюха. – Грохнули и грохнули! Я бы тем кентам еще премию бы выписал за доброе дело! Опера завалили!

– Он бывший, – напомнил Гнедин.

– Да какая разница!

Гнедину стало почему-то обидно. Немного, самую малость.

– Ну, а если бы меня грохнули? – не выдержал он. – Не его, а меня?

– Так ты ж другой, ты свой мент! Тебя и валить ни к чему! Я б тебя сюда, в Сочи перевел, будь моя воля! Не, честно, братан! Ты бы тут бабла накосил, оно бы из жопы у тебя лезло!

«Десять штук зеленью в неделю, – подумал Гнедин. – Пусть даже пять.

Блин, да за такие бабки, да что угодно…»

– Так давай, я сам переведусь!

Плюха поощрительно засмеялся:

– Давай, отдыхай пока! Я тебе программу устрою – по первому разряду…

Наутро Гнедин чувствовал себя, мягко говоря, не очень. Он спал в одежде, на полу. Тесно заставленная мебелью комната – в два-три яруса, – какие-то ковры, узлы. Тусклый утренний свет в окне, наполовину скрытом за комодом. Рядом спала, свернувшись калачиком, какая-то… Он отвернулся – не хотелось даже смотреть. Резко поднялся на ноги. Перед глазами расцвели и пошли кружиться огненно-красные маки.

Он помнил, что это хата одного из Плюхиных толкачей. Где-то в районе дендрария. Еще помнил, что его карьера в Сочах, скорее всего, не состоится, поскольку все менты и так прикормлены, а со стороны никого не пускают, поскольку ценник устоявшийся и нефиг его сбивать (дело глушняк, братан! Плюха знает, о чем говорит). Он мог бы вспомнить еще что-нибудь, но желания особого не было. В голове и так ворочался, перекатывался липкий вонючий ком: обрывки мелодий, обрывки фраз, лица, запахи…

Гнедин вышел из комнаты. Мрак. На ощупь добрался до ванной комнаты, умылся, отлил. И только потом заметил тело, лежащее в ванне. Небритый мужик в трусах и носках – мокрый, обколотый. Он спал. Грудь поднималась и опускалась, губы подергивались. Из открытого рта свисала мокрая сигарета, точнее, половина сигареты. Вторая половина, уже раскисшая, желтоватой грязью растеклась по груди.

Да, Плюха устроил ему «программу» далеко не по первому разряду… Может, по самому последнему. Хотя и называл его «своим». Так подполковник Коренев называет убитого Гусарова – свой. И эти «свои» у каждого разные!

Собрался по-быстрому и, не прощаясь со старым дружбаном, уехал.

В десять утра остановился в Мамайке. Заправил свой «форд», припарковался в теньке, чтобы глотнуть пива и собраться с мыслями.

Итак, количество автозаправок и кафе по дороге из Сочи в Тиходонск явно превышало его возможности – это он уже определил (пытался сосчитать, сверяясь по нескольким картам, и, когда перевалило за полсотни, бросил). Решил, что будет исходить из более-менее правдоподобных посылок. По логике, выезжая из города, Гусаров залил полный бак – скажем, прямо здесь, в Мамайке, – и этого ему должно было хватить… Гнедин почесал в затылке. Получается, хватить должно почти до самого Тиходонска. Пятьсот пятьдесят километров. Если предположить, что у убитого «жигуля» забиты карбюратор и воздушный фильтр, на сорока литрах он дотянет до Степной…

А если не все свечи работают?

Углы колес не выставлены?

Может, в этом «жигуле» вообще ничего живого не было?

Тогда не дотянет. Километров пятьдесят – семьдесят останется…

Так, стоп.

Даже сквозь похмелье что-то забрезжило, засверкало. Какая-то мысль. Степная. Недалеко от Степной Гусаров, получается, заправлялся, и вскоре съехал с трассы… И был убит.

Значит,

концы и причины надо искать где-то там. Может, в самом деле повздорил с кем-то из водил?

«И ведь никто до этого не додумался, – подумал Гнедин. – Никто, кроме меня!»

Он взял карту, карандашом пометил несколько АЗС на подъездах к Степной. Получилось пять штук – плюс еще несколько мелких частных станций, которые на карту не попали. Скажем, всего семь. Вполне подъемная цифра.

Ты – молоток, сказал он себе. Дедукция! Интуиция! Мозг!

Правда, мозг болел и нуждался в лечении. Что ж, и у Шерлока Холмса случались приступы кокаиновой абстиненции. А у него, к счастью, обычное похмелье. И лекарство имелось под рукой.

– Вы видели этого человека двадцать пятого июня? Во второй половине дня?

Заправщик смотрит на фото, морщит лоб.

– Какого, говорите, числа?

Гнедин повторяет.

– Давно было, не помню. А что?

– С ним была женщина и мальчик лет семи. Одеты по-летнему – шорты, слаксы, футболки. У мужчины на футболке изображение спортсмена в прыжке и надпись по-английски «НБА – Майкл Джордан».

Мужик смотрит на фото, смотрит на Гнедина.

– Знаете, сколько человек в сутки проходит через нашу кассу?

– Не знаю, – признается Гнедин.

– Я тоже не знаю. Но очень много. Несколько сотен. Если бы этот мужик заправлялся у нас час назад, я бы, может, вспомнил. Или вчера. А тут неделя прошла. Сами поймите.

– У него могла быть ссора с каким-нибудь из ваших клиентов. Драка. Крики. Не знаю что. Конфликт. Может, вспомните?

Вздыхает, опять тупо смотрит на фото. Напарник за кассой поглядывает на них с раздражением: время, время, нам еще работать надо.

– Он убил кого-нибудь?

– Нет, – отвечает Гнедин. – Его убили.

Искреннее удивление.

– Такого лося?..

На каждой заправке повторяется практически одно и то же. Работники в форменных комбинезонах разговаривают неохотно, им что – заправил, обслужил, рассчитал, и до свиданья. Им нет никакого дела до угрюмого мужика на фото. И до опера с помятым лицом и запахом перегара.

Первая станция, вторая…

Пыль, жара. Кондишн не спасает – холодит слабо, надо, видно, фреон менять. А в Гусаровском «жигуле» кондера вообще не было. А что у него вообще было? Хреновая квартира, хреновая машина, всю жизнь он оттрубил на хреновой работе, можно считать, что и жизнь он прожил хреновую. Семья у него, правда, была, только и ей пришлось хреново… Нет, Гусар ему не свой. А Плюха? И Плюха не свой. Хотя, если бы принял его по первому разряду, может, он бы и посчитал его своим…

Четвертая станция…

И башка трещит. Гнедин заехал на площадку для отдыха, отошел к сосне – помнил, что хотел отлить, хорошо помнил, только что… однако почти ничего не вытекло. Все ушло с потом. И пива больше не осталось.

Пятая…

Длинная, бесконечная фура-рефрижератор, синий дракон на серебристом боку. Обгоняя ее, он едва разошелся со встречной машиной, резко нырнул вправо – и чуть под этот чертов рефрижератор не влетел. Тот притормозил, отсигналился густым яростным ревом. «Да чтоб ты сдох…» – подумал Гнедин. В следующую секунду он услышал громкое «кряканье», впереди нарисовались стоп-сигналы патрульной машины, замигала «люстра». Елки-палки, он даже не заметил, откуда они взялись.