Антикиллер-5. За своего…
Шрифт:
А в другой стороне телевизионная вышка, ночью вся расцвеченная, как новогодняя елка, тоже красивая. Левее – Ботанический сад, темная такая дыра, ни фига интересного. Зато рядом магазин живого пива. Оно завсегда холодное, зубы аж хрустят. И павильон, в котором всегда горячие лепешки, они их там и пекут…
А еще дальше, внизу, – «железка», а за ней ночью какие-то прожекторы светят в небо и гул идет, Мурена говорит, там ночные клубы центровые и ништяк царит полный.
А еще где-то дальше, в центре, – гостиница «Аксинья», где нам обещано по номеру-люксу, и пойло, и жрачка, и девки веселые, и все на халяву и от пуза. Только ни фига у нас
А Тиходонск хороший город, это правда. Но только если все у тебя здесь схвачено. И это не наш случай, нет. Ни фига у нас не схвачено. Но могло быть и хуже, конечно. За Корниловым дюжина стволов была, он мог нас в фарш покромсать и на свалку вывезти. Севера бы не тронул, он «законник», а нас запросто! Чего не покромсал – непонятно. Я бы на его месте покромсал. А чего?
…Задолбал, короче, меня этот Тиходонск. И Север тоже. А еще больше задолбала яичница с салом. Мурена ни фига больше готовить не умеет.
Короче, мы с Муреной тогда смотрели эту передачу про жрачку. Ну, которая в одиннадцать часов, по «Домашнему». Там еще этот удод катается по разным странам и жрет в самых дорогих ресторанах всякие деликатесы по сто – двести долларов за порцию, и когда нажрется, у него такая рожа делается, точь ему минет делают, и начинает петь: «Ах, ох, это ну просто крутяк, как а-аафегительно вкусно!» По мне, так я бы лучше на вареники теткины посмотрел, чем на этого удода с его ресторанами. Но ведь хрен их где покажут.
А потом началась рекламная пауза. Пиво, там, подгузники всякие… И вдруг пошла такая заставка: «Тиходонское УВД информирует». Нам с Муреной ржачно сразу стало, типа вот, мусора сейчас перед нами по телеку отчитываться будут, а мы, по типу, доклад ихний будем принимать.
– Валяйте, – говорю. – Рэп с вами! Мурена, наливай!
Мы засосали по стакану и стали смотреть. А там рассказывают эту сказку про мочилово этого опера Гусарова, типа вот, полиция просит содействия в поимке предполагаемых преступников, скрывшихся на белом «мерседесе», перечисляет какие-то приметы… И показывают картинки, а там три каких-то лоха унылых нарисованы, по типу как фотороботы.
Ну, говорю, обосрались эти лохи по полной, с такими рожами их быстро вычислят, это ж удоды дегенеративные. Мурена на это возразил, что раз их сразу за жопу не взяли, значит, не такие они и лохи. Но, говорю, значит, и не искали толком, с таким таблом только на улицу выйдь, там все шарахаться сразу начнут. А Мурена говорит, это, может, фоторобот хреновый, вряд ли бывают на свете такие рожи… Короче, я ему одно, а он другое, точь спецом нарывается. Это после того, как его в яму закопали, а потом он башкой об глушитель бился, точно, Мурена после этого очень упрямый стал, понты колотит на постоянке. Я ему и говорю, блин,
И тут Мурена стал так ржать, так ржать, я подумал, ну точь припадок. Думаю, может, ему глушителем по башке садануть, чтобы в себя пришел, у нас этот пробитый глушак в сарае как раз валяется.
А он орет:
– Я понял, где ты этого удода видел, Хобот! Ты его в зеркале видел! Смотри, вот этот слева… Ой, не могу! Уши, смотри! И паяльник! Это, у одного только человека могут быть такие уши и такой паяльник! Ну чистый Хобот, говорю тебе!
Я посмотрел на того, слева. Ни фига подобного. Да, меня Хоботом прозвали, потому что нос большой, висячий, это у меня в деда, а уши у меня нормальные, в общем, уши, только торчат немного и все, так я этого и не скрываю, я ж не кинозвезда, не хренов певец какой-нибудь… Но там, на фотороботе, был не я, сто пудов даю. Там, блин, вообще какая-то порнуха.
– Ты вон на того лучше посмотри, на второго! – говорю ему. – Ага! Глазки поросячьи и пасть от уха до уха! На маньяка битцевского похож! Это точь ты, Мурена!
Он сразу заорал, типа «ни фига!» и все такое. А потом вдруг перестал орать, уставился в телевизор и сказал серьезно:
– А это, блин, Север…
Короче, там фотку показывают – на весь экран. Не фоторобот никакой, а натуральная фотка, в цвете. И Север там не такой, какой сейчас, с бородкой и лысый, – а какой до этого был. Натуральный, обычный Север.
– Подожди, – соображаю я, – а что это за фигня тогда получается? Получается, это нас на самделе нарисовали? Типа это мы мента мочканули?
Мурена задумался.
– Там три робота показывали, – сказал он. – Я, ты и Шмель… И Север на фотке. Получается, про нас базар идет.
– Шмель точно не похож, – говорю. – На картинке он какой-то красивый больно.
– А это уже никого не щекочет, – сказал Мурена. – Придут и свинтят, и насрать им, что Шмеля неправильно нарисовали.
И тут до нас дошло, что происходит… Сидим, челюсти отквасили и смотрим друг на друга, уже без улыбок. Потому что ничего веселого или смешного тут нет!
Север со Шмелем пришли заведенные: в городе шмон, гаёвые почти на каждом перекрестке, а на вокзале по парковке ходят менты с собаками, проверяют машины. Их хотели тормознуть на Портовой, но Шмель улетел в левый ряд, прикрылся каким-то панелевозом, в общем, еле ушли.
Мурена рассказал про сообщение на «Домашнем». Включили опять телик, а там наши рожи на всех каналах. Даже на МузТВ, там этот Лепс про рюмку водки пел, а сразу после него Мурену показали с закосом под битцевского маньяка – вот это была бы ржака, если бы наших шкур не касалась!
Север и не смеялся. Насупился, внимательно прослушал про убийство, про «мерседес», про разыскиваемых преступников, потом переключился на новостной канал, где всякий криминал показывают, но там ничего нового не сказали, только опять крутили ту же самую объявку. Он сказал Шмелю, чтобы загнал «мерс» в гараж, Мурене сказал, чтобы дежурил на чердаке, поглядывал, как и что. А мне сказал, чтоб я заткнулся.
– Но как же, – говорю, – надо ведь что-то делать, блить, или нет? Или я опять что-то неправильно понял?