АнтиМетро, Буэнос-Айрес
Шрифт:
– Кажется, понимаем, – кисло усмехнулся Артём. – Про то, что обратно – тем же путём – нам не выбраться на земную поверхность…
– Всё верно, сообразительный и разумный подполковник. Он же – будущий молодой генерал, – скупо улыбнувшись беззубым ртом, подтвердила донья Изаура. – Новую дорогу на свежий воздух вам ещё только предстоит отыскать. Если, конечно, нет устойчивого и непреодолимого желания – просидеть в подземелье до самой смерти…. Ладно, бойцы, следуйте в лаз! Долгие проводы – лишние слёзы. Удачи вам, мальчики и девочки! Приводите приборы ночного видения в рабочее положение. И спускайтесь, пожалуйста, без излишней спешки, там ступеньки скользкие…. Окончательно не прощаюсь. Есть у меня, знаете ли, устойчивое предчувствие, что мы с вами, детки, ещё увидимся. Не в этом мире, так в каком-нибудь другом…. Адиос, друзья! Как принято говорить в аналогичных случаях: – «Вперёд! За славой и разлапистыми орденами!»…
Подземный ход оказался низеньким, узким и извилистым. Сзади ожидаемо прозвучал противный скрип-скрежет.
«Можешь, братец, не оборачиваться!», – посоветовал хладнокровный внутренний голос. – «Это наша слепенькая и хроменькая старушка вынула ладошку из каменной выемки, вот, скала и вернулась на прежнее место, закрыв собой лаз. Ничего, короче говоря, необычного и странного…. Интересно, а что донья Изаура имела в виду, говоря о разлапистых орденах? Это я в том смысле, что генеральский мундир – без должного количества симпатичных медалек-орденов – является изощрённой и пошлой насмешкой…. А поземный ход – самый обыкновенный. Это в том смысле, что мы уже вволю насмотрелись на такие. Причём, в количествах немалых. И здесь, в тайной части метрополитена Буэнос-Айреса, и в так называемом «Метро-2» российского Санкт-Петербурга. Сталактиты, сталагмиты, каменные стены, покрытые разноцветными лишайниками, пышный и слегка пружинящий мох под ногами…. Почаще нагибайся, братец! Видишь, какие солидные наросты свисают со сводчатого потолка? Не до шуток. Запросто можно приложиться головой, повредив казённый шлем…».
Минут через десять-двенадцать впереди замаячило светлое жёлто-оранжевое пятнышко.
– Костёр, – предположил Лёха, идущий следом. – По крайней мере, дымком пахнет.
– Отставить – разговоры, – велел Артём. – После поговорим, когда доберёмся до катакомб Перрона. Богатый жизненный опыт мне любезно подсказывает, что там мы увидим много чего – интересного и любопытного…
Возле оранжевого овала, окружённого рваным изумрудно-зелёным ореолом, располагались три грязно-серые фигуры.
«Чёртов прибор ночного видения!», – принялся возмущённо бурчать не выспавшийся внутренний голос. – «Ничего толком не рассмотреть, мать его…. Сдвинь-ка, братец, глупую бандуру наверх! Иногда эти хитрые приспособления только мешают – понять истинную картинку…. Вот, совсем другое дело!».
Янтарно-жёлтое пятно, действительно, оказалось самым обыкновенным походным костром, возле которого, сидя на корточках, о чём-то беззаботно перешёптывались между собой – на гортанном незнакомом языке – три…э-э-э, существа мужского пола.
– Они, что же, до сих пор не заметили нашего появления? – тихонько прошептала Таня, также предусмотрительно отказавшаяся от услуг прибора ночного видения. – А дрова-то в костре – берёзовые. Языки же пламени – практически неподвижные. То бишь, замедленные и тягучие. Вот же, блин морковный…
Туземцы были обнажены по пояс и щеголяли в тёмных меховых набедренных повязках.
«И цвет кожи у ребят – необычный», – после задумчивой паузы сообщил слегка растерявшийся внутренний голос. – «Какой-то непривычно тёмно-серый, словно бы – земляной. Кроме того, наличествуют многочисленные ярко-красные и тёмно-синие татуировки по всему телу. Чёрные кучерявые волосы…. Сразу же возникает нехитрая ассоциация, мол, перед нами – выходцы с «того» Света. Что, впрочем, является чистейшей правдой. Действительно, Свет, вернее, Мир, здесь совсем другой, незнакомый и – однозначно – древний.… И Время (естественно, с большой буквы!), тут течёт по собственным и оригинальным законам. Поэтому, наверное, и наше появление для кечуа пока остаётся незаметным. Может, для каждого наземного объекта, спустившегося в подземную страну, требуется определённое количество минут для «адаптации»? Типа – поверхностная аура ещё «не растаяла» до конца? Ладно, подождём. Чай, не графья…. Кто же из них является вождём? Скорее всего, вон тот кряжистый старикан, сидящий посерёдке. Весьма солидный малый – всё лицо покрыто светлыми тонкими шрамами, в мясистые мочки ушей вставлены многочисленные металлические колечки, щёки и толстый горбатый нос проткнуты костяными и деревянными палочками. Красавец писанный, короче говоря. То бишь, страхолюдная, отвязанная и злобная образина. Если такой экзотический уродец приснится ночью, то можно во сне – ненароком – и описаться от страха…».
Наконец, подземные аборигены, плавно и одновременно повернув лохматые головы, заметили прибывших гостей. Вернее, на Артёма и Таню они не обратили ни малейшего внимания, а, вот, на Никоненко уставились с нескрываемым ужасом, перемешанным с фанатичным обожанием. Более того, через несколько секунд туземцы дружно, словно бы по чьей-то незримой команде, повалились на колени и, воздев руки вверх, принялись бормотать что-то неразборчивое, преданно поедая Лёху круглыми чёрными глазами.
– Донья Изаура не предупреждала нас ни о чём подобном, – ворчливо прокомментировала Татьяна. – Похоже, что кечуа – ненароком, совершенно неожиданно для себя – встретились с живым Божеством. Типа – со Святым Алексеем…. Майор, что ты застыл бестолковым соляным столбом?
– Дык, я-то здесь причём? Как говорится, ни сном, ни духом…
– Попробуй-ка пообщаться со своими горячими почитателями, – посоветовал Артём. – То бишь, рассказать им о наших текущих заботах и потребностях. А то, создаётся впечатление, что здешние аборигены обожают часами творить идолопоклоннические молитвы…. Тань, судя по всему, мы с тобой по-прежнему остаёмся для кечуа невидимыми. Да и наших разговоров они не слышат. В чём тут дело? Лёху-то индейцы – явно – осязают….
Никоненко, солидно откашлявшись, принялся вещать по-испански, смешно жестикулируя при этом пальцами обеих рук.
– Значится так, уважаемые подземные Маугли. Рад с вами познакомиться, польщён и всё такое прочее…. Донья Изаура разве вас не предупредила о нашем дружеском визите? Странно. Видимо, всему виной встречный склероз: у сеньоры Маркес – старческий, а у вас, мои тёмнокожие друзья, подземный…. Ладно, объясню ещё раз. Так и быть, не поленюсь…. Нам очень надо – как можно быстрее – попасть в тайные катакомбы Хуана Перрона. Кто это – Перрон? Жил на земной поверхности такой мутный субчик – себе на уме. Хитрый, жадный, коварный и двуличный…. Пожалуй, в его тёмно-серой биографии было только одно светлое пятно – прекрасная супруга по имени Эвита, главный символ и талисман Аргентины. Она умерла в возрасте Христа, в тридцать три года, и была – по приказу убитого горем супруга – мумифицирована. Огромные портреты Эвиты – в бедных кварталах всех аргентинских городов – до сих пор висят на стенах едва ли не каждого дома…. Она любила говорить: – «Управлять страной – все равно, что снимать фильм о любви, где в главных ролях заняты один мужчина и одна женщина. Все остальные – всего лишь статисты…». Когда Эва умирала от рака желудка, в богатых кварталах пили за ее скорейшую кончину, а в бедных – рыдали от искреннего горя. Известие о том, что Эвита умирает, породило в аргентинском народе настроения, близкие к массовому психозу. По всей стране воздвигались алтари, на которых беспрерывно горели восковые свечи и стояли портреты Эвиты. Люди сутками простаивали перед ними, молясь о выздоровлении своей любимицы. Своей Небесной Принцессы…. Эвита умирала очень долго и мучительно. В последние месяцы жизни она весила всего тридцать три килограмма. Опять эта мистическая цифра! По распоряжению Хуана Перрона от Эвиты – до самого конца – скрывали, что ее болезнь неизлечима. Чтобы она не замечала ужасной потери веса, весы, которыми она пользовалась, были переделаны так, что показывали всегда один и тот же вес, близкий к нормальному…. Когда двадцать шестого июля 1952-го года Эвита скончалась, население Аргентины ожидало неминуемого конца Света. На ее похороны пришли миллионы. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к стеклянному гробу. Тысячи бедных людей – по призыву Перрона – писали ей письма на адрес президентского дворца и получали в ответ надушенные конверты с надписью: «Я целую тебя с неба»…. Впрочем, уважаемые Маугли, я что-то отвлёкся. То бишь, немного сбился с намеченного курса….
– Как бы там ни было, красноречивый майор, но подземные кечуа, судя по всему, тебя понимают, – хмыкнула Татьяна. – По крайней мере, дружно рыдают, растроганные рассказом о безвременной кончине прекрасной жены сурового генерала Перрона…. А для чего надо было так активно вертеть пальцами? И кто, интересно, тебе, олуху необразованному, рассказал эту трогательную и романтическую историю – о смерти Эвиты?
– Пальцами? – Лёха непонимающе посмотрел на свои ладони. – Ах, это…. Я когда-то давно, ещё перед командировкой в Ливию, изучал – в учебном центре российского ГРУ, понятное дело – язык немых людей, принятый в арабских странах. С тем самых пор, когда не уверен, что собеседник меня понимает, я автоматически прибегаю к языку жестов…. А про Эвиту Перрон мне, конечно же, Мара поведала. Вы бы, соратники, её послушали. Рассказчица – от Бога! Если даже и не хочешь – всё равно – заслушаешься. Особенно хорошо Марии удаются истории, связанные со славным прошлым Аргентины и с её национальными героями.
– Эвита, – с придыханием произнёс вождь кечуа. – Эвита…
Артём, ехидно улыбнувшись, пробормотал:
– Интеллектуал ты у нас, Никон, каких ещё поискать. Говорит по-испански, тут же мысленно переводит собственную речь на арабский и – с помощью восточного языка жестов – общается с подземными южноамериканскими индейцами. И, самое удивительное, но вышеозначенные индейцы всё понимают. Правда, похоже, с некоторым опозданием…. Знаешь, майор, раньше такого за тобой не водилось. Это я в плане – могучего и крепкого интеллекта.