АнтиМетро, Буэнос-Айрес
Шрифт:
– Это единственное кебрачо на многие сотни миль вокруг, – с гордостью в голосе сообщила Исидора, спрыгивая с лошади. – Наша местная достопримечательность такая. В верхних «этажах» кебрачо живут птицы, включая диких уток и гусей, белохвостых орланов и соколов. На серединных обитают всякие мелкие животные – грызуны, обезьянки, ящерицы, гигантские пауки, змеи. А нижний ярус – безраздельная вотчина пятнистых ягуаров. Естественно, когда поблизости нет людей…. Этому конкретному дереву, наверное, лет восемьсот пятьдесят, оно хорошо «помнит» великое царство кечуа и приход первых испанских конкистадоров.
Чуть в стороне от кебрачо выстроились в неровный ряд восемь буро-зелёных палаток, в отдалении паслось большое коровье стадо и пара десятков разномастных лошадей. Вскоре к вновьприбывшим подошли живописно-одетые и загорелые до черноты мужчины-гаучо, завязалась – под тёмно-коричневые, непривычно-длинные сигареты – неторопливая беседа о всяких разностях.
– А где же могила доньи Марии? – тихо спросила Таня.
– Возле реки, – махнула рукой Исидора. – Пойдёмте, я вас провожу. Там, как раз, гуляет старая Изаура. Она слепая и… немного сумасшедшая. Уверяет, что дух покойной сеньоры Марии иногда разговаривает с ней.
В пяти-шести метрах от крутого речного обрыва в землю была тщательно вкопана гладкая базальтовая плита, на которой – неровными буквами – было выбито: – «Мария Сервантес. Сеньора-гаучо. Гордость Аргентины». Рядом с чёрной плитой на грубой деревянной скамеечке сидела совершенно седая старуха в чёрных очках.
– Ола, Изаура! – ласково улыбнулась Исидора. – Я привела гостей. Они хорошие и смелые.
– Здравствуйте, бабушка! – хором поздоровались Артём и Таня.
– И вам, голубки, долгих и счастливых лет жизни! – откликнулась-прошамкала старуха, демонстрируя полностью беззубый рот. – Если я не ошибаюсь, нас посетила очередная смазливая девица из славного рода Сервантесов?
– Не ошибаетесь, бабушка.
– Подойди, красавица, и дай мне левую руку…. Ага, тёплая! Ты очень спокойная и правильная. Это хорошо…. А через девять месяцев у тебя родится дочка, которую вы с мужем назовёте Мартиной. Твой супруг похож на молодого Алена Делона?
– Есть такое дело! – покладисто согласилась Татьяна. – Только мой муженёк будет в плечах немного пошире.
– Я ненадолго отойду в пампу, – нахмурился Артём, не любящий разговоров о своей приметной внешности. – Наберу осенних полевых цветов для сеньоры-гаучо.
– Иди, милок, иди! – одобрила старуха. – А мы тут поболтаем о своём, о девичьем…
Когда – через полтора часа, возложив цветы на могилу Марии Сервантес-Крестовской и сердечно попрощавшись с гаучо – они тронулись в обратный путь, Таня, задумчиво нахмурившись, сообщила:
– Знаешь, Тёма, тут такое странное дело…. Я – сугубо между делом – поинтересовалась у бабушки Изауры, мол: – «Не знаете ли, часом, что сейчас происходит в метро Буэнос-Айреса?»…. Старушка подумала-подумала, и ответила, мол: – «Вижу много маленьких и беззащитных детишек. Бледных таких, болезненных и несчастных. Им очень нужна
– Не знаю, – честно ответил Артём. – Но я почему-то уверен, что местный метрополитен преподнесёт нам – дополнительно – ещё не один качественный сюрприз…
– А молоденькая Исидора очень насторожённо и прохладно относится к юной Марии Сервантес-Рамос. Мол, от этой вертихвостки и сумасбродки можно ожидать – чего угодно…. По поводу древнего подземелья кечуа. Бабушка Изаура сказала, что может проводить нас в этот тайный мир. Причём, с дневной поверхности. Но только в том случае, если на это будет веская причина. То есть, при крайней необходимости, когда потребуется спасать жизни каким-нибудь хорошим людям. Понимаешь что-нибудь?
– Весьма расплывчатое и таинственное обещание, – усердно крутя автомобильную баранку, проворчал Артём. – Впрочем, запомним. Вдруг, да пригодится…
Дело неуклонно двигалось к вечеру, бордовое солнышко вплотную приблизилось к линии горизонта. Они вернули машину в пункт проката и отправились к дому, петляя по городским улицам и переулкам, пешком. Буэнос-Айрес жил своей обычной вечерней жизнью – повсюду бойко сновали туда-сюда стайки возбуждённой молодёжи, демонстрируя друг другу круглые разноразмерные значки, украшенные лицами мировых знаменитостей.
«Эрнесто Че Гевара, Эвита Перрон, Лев Троцкий, Диего Марадона, Ленин, Сталин, Гитлер, Джон Леннон, Мадонна…», – без устали перечислял внутренний голос. – «Да, богат внутренний мир у аргентинской молодёжи! Беспокойные они ребята, ничего не скажешь…. Кстати, большинство девушек, идущих навстречу, одеты в голубые юбки и белые джемпера, или же в белые джинсы и голубые водолазки. Цвета национального флага, как-никак. Юноши же, в основном, традиционно и принципиально предпочитают радикально-чёрный цвет…».
Неожиданно Татьяна схватила его за рукав куртки и ловко затащила в ближайшую подворотню.
– Что случилось, алмазная донна?
– Тихо, – велела жена. – Смотри внимательно…
Широко распахнулась водительская дверка чёрного «Бентли» и на тротуар – напротив французского ресторана – выбрался, э-э-э…
«Местный «Крёстный папаня», не иначе!», – ехидно объявил насмешливый внутренний голос. – «Или же наркобарон среднего звена, судя по характерному образу….. Узкое холёное лицо, хищные усики, пышные бакенбарды, черноволосый. Ну, и одет – как заправский английский денди. Только многочисленные бриллианты – на перстнях-кольцах, часах и в галстучной булавке – смотрятся лишними и чужеродными.… Вот, и охранники-мордовороты вылезают из бордового «Мерседеса». Похоже, «папочка» проголодался…».
Потенциальный наркобарон важно и неторопливо обошёл длинный капот машины, галантно распахнул переднюю пассажирскую дверцу и, предупредительно протянув руку, помог выбраться наружу ослепительной Марии Сервантес-Рамос.
– Почему она так вульгарно одета? – шёпотом удивилась Татьяна. – Одной только избыточно-яркой косметики – килограмма полтора. А различных серебряных цепочек, браслетов и прочих побрякушек – вдвое больше. Юбка же – одно название…. Тьфу, да и только. Натуральная портовая шлюха, прости Господи…