Антишулер
Шрифт:
— Хорошие мужики были, жалко их, — сказал я честно.
Но майору моя честность откровенно не понравилась. Не понял он ее.
— Они были не мужики. Они были офицеры-разведчики, все отмеченные правительственными наградами. И их гибель можно расценивать как большую утрату для армии.
— Да, — согласился я.
— Так точно!.. — поправил меня майор и стал ждать, когда я повторю, как попугай.
— Так точно, — попугай повторил.
А что попугаю осталось делать, если следак в
Он записал мои показания. После чаепития почерк майора в лучшую сторону не изменился.
— А теперь расскажите, что произошло в то время, когда вы были в плену.
Я и это принялся рассказывать в подробностях, делая паузы, чтобы майор не сильно вспотел, торопясь записать все за мной. И так в палатке атмосфера душновата, чай он пьет горячий — вспотеет, начнет пахнуть. А это всегда неприятно.
— Алимхан — это полевой командир Алимхан Муртазаев? — пожелал уточнить следак.
— Понятия не имею. Спросите фамилию у тех, кто был в плену дольше меня. Они могут знать.
— У них уже спрашивают следователи ФСБ. Скоро эти следователи и с вами будут беседовать.
На ту же тему. Можете и им врать так же… — майор Растопчин почему-то начал злиться. Это явно ощущалось в его интонациях. — Выиграл он, видите ли… Теперь прочитайте то, что я записал, внизу каждой страницы пишите: «С моих слов записано верно», поставьте подпись и дату.
Я взял листки в руки. Смотрел долго, как слеповатый носорог на пролетающего высоко в небе жаворонка. И с тем же результатом.
— Извините, товарищ майор, я только по-русски понимаю и чуть-чуть по-английски — отдельные слова и фразы. Здесь я ничего разобрать не могу.
Он покраснел и тут же, ощутил я по запаху, начал потеть сильнее. Резко взял листки в руки, попытался прочитать сам. Мне показалось, что тоже не сумел этого сделать.
— Ладно, подписывайте без прочтения, — ох, как он разозлился. Да и хрен с ним, мне с этим майором за игровым столом не сидеть и висты не делить. Пусть катится со своей злостью ко всем чертям…
— А вот этого я делать не буду, — я заупрямился. Тоже имею полное право не доверять следаку. С ним говоришь по-хорошему, а он думает, что ты выкручиваешься, как можешь и не можешь. И пусть думает. А что он там понаписал, я не знаю.
Майор посмотрел на меня в упор.
— Вам, рядовой, очень хочется испортить отношения со своим следователем? Я не вижу, какую это может принести вам пользу.
Но я отрицательно замотал головой. Мне опять «вожжа под хвост» попала, как при «беседе» с майором-внутривойсковиком. Тогда я ударил, сейчас не хочу подписывать. Вот и весь разговор.
— Откуда я знаю, что вы там написали и как вы сумеете потом это прочитать. Не верю!
— В таком случае я буду вынужден констатировать отказ от подписи протокола допроса и задокументировать этот отказ.
— Пожалуйста.
Он, вконец рассерженный, написал что-то в самом конце и встал.
— Теперь, рядовой, выйдите из моей палатки и поверните налево.
— Налево я умею, товарищ майор…
— Третья палатка по счету. Там вас ждет следователь ФСБ. Он будет разговаривать иначе.
— До свидания, — сказал я, развернулся, как новобранец на плацу, и вышел строевым шагом, намеренно громко ступая по деревянному настилу палатки. Все строго по уставу…
Терять мне, собственно говоря, нечего было, как и приобретать. Ничего не смогут они доказать, несмотря на все показания прапорщика Василенко. Против его показаний стоят показания пяти человек. Меня об этом уже предупреждали. Но нервы постараются потрепать, в надежде, что я, измученный, соглашусь на все. Однако нервы у меня железные и выносливость лошадиная. Я сам в состоянии с десяток следаков замучить. Жалко только, что этот в карты не играет. А то моя задача существенно бы упростилась.
Теперь вот с ФСБ познакомлюсь. Правда, это не кажется чем-то страшным. Фээсбэшники будут заниматься не комплектами офицерского обмундирования — они так мелко не плавают. Больше меня обвинить не в чем. И что мне ФСБ? Не вижу причины для опасений…
Где правая сторона, а где левая — я с детства, кажется, знаю. Считать до трех тоже с детства умею, хотя майор Растопчин и не поверил этому — выглянул из своей палатки, желая проследить, куда я пойду. Это у него по инерции. Как сразу начал не верить, так и продолжает. Не гибкий человек.
Из фээсбэшной палатки доносилась негромкая приятная музыка. Культурно стараются жить господа следаки и дознаватели. Я постучал по металлической стойке, окаймляющей входной полог, и заглянул в тамбур. Там оказался скучающий сержант Львов. Зевал так, что челюсть того и гляди рисковал вывихнуть. Сержанта тоже можно понять. После скудной еды и активного курения его разморило, как после хорошей бани с последующей жуткой пьянкой.
— Привет.
— Давно не виделись… Садись, я уже ухожу.
Я сел и с наслаждением вытянул ноги. Хотелось бы вообще прилечь и элементарно выспаться, но здесь было абсолютно негде — всего одна стандартная армейская табуретка. Однако даже сидя отдохнуть мне не дали. Через десяток секунд резко раздвинулся полог и выглянул лейтенант чуть постарше меня. Протянул Львову бумажку. Мне показалось, что это направление на реабилитацию. Такое же мне выписывал военврач. Теперь на бумажке Львова красовалась в левом верхнем углу какая-то сделанная наискосок резолюция.