Антишулер
Шрифт:
— По возвращении к своим вы обязаны были написать рапорт. Командование должно было бы принять против майора определенные санкции.
— А у меня была надежда на возвращение к своим? — я искренне удивился. — Вам не кажется, что, не поставь я майора на место, мы там все голодной смертью бы умерли? Этот боров один за пятерых желал есть. Вы бы только видели его отъетую харю… Такого убить легче, чем прокормить. Один убыток для внутренних войск. Если не верите, спросите солдат.
Лейтенант мой слегка небрежный тон не поддержал.
— Воинская дисциплина… — возразил он строго.
— Но есть-то всем
— Воинский долг…
— Глупости, — мягко возразил лейтенанту беспогонный майор. — Глупости. Он бы по возвращении, если взять за основу предпосылку, что все вернулись бы, написал рапорт. Так? А майор относится к внутренним войскам. Мы, естественно, переслали бы рапорт не по инстанции, а туда, и там над рядовым Высоцким просто посмеялись бы. Честно скажу, по-человечески я легко принимаю ваше, рядовой, поведение в плену. Хотя как офицер одобрить его не могу.
Я согласно кивнул. Еще бы офицер радовался удару, который получил другой офицер. Отлично понимает, что если все солдаты в армии будут проявлять чувство собственного достоинства и позволять себе подобное, то от восьмидесяти процентов наших армейских офицеров живого места не останется. Их всех втопчут в грязь за все мерзости, что они над солдатами творят.
— Но пока у нас нет рапорта самого пострадавшего, мы об этом забудем. Данных об инциденте в яме нет ни в одном протоколе. Однако мы не можем пройти мимо факта проигрыша офицера. Здесь мы обязаны принять меры. Хотя…
Он опять увлекся музыкой, не договорив фразу до конца. И только через минуту продолжил:
— Хотя, честно говоря, я не знаю, как квалифицировать ваши действия и привязать их к уголовному законодательству.
Насчет уголовного законодательства меня тоже, признаюсь, точил прожорливый червь сомнения.
— А как квалифицировать мои действия по освобождению остальных?
Майор развел руками. Этого он тоже не знал.
— Мы разговаривали с вашим начальником штаба, он характеризовал вас только положительно.
Хотя и отправил на гауптвахту. Но, говорит, что одновременно готов написать представление о награждении вас медалью. Трудно его понять. Тем более по полевому телефону. Смеется только и на все согласен. Или самостоятельной позиции не имеет, или сомневается, как и мы, и не решается классифицировать ваши поступки. Если второе, я могу его понять. Что он за человек?
— Я мало с ним знаком лично. Говорят, боец. А за медаль ему спасибо. Вопрос только в одном, где мне будут эту медаль вручать? — поинтересовался я. — Когда посадят — на «зоне»?
Для меня это был совсем не риторический вопрос.
Но фээсбэшники промолчали. Ситуация представлялась им патовой. Мне же просто смешной и парадоксальной. Если нельзя человека обвинить в том, что он выиграл, точно так же нельзя его обвинить в том, что он проиграл.
— А если бы я вообще не захотел играть на этого майора? Остальных отыграл, а на него играть не решился бы. Побоялся бы проиграть его жизнь. Последствий бы побоялся. Что тогда?
Беспогонный майор опять развел руками.
— Понимаете, игра — есть игра. И всегда существует вероятность проигрыша. Даже у самого высококлассного игрока.
Майор не согласился.
— Не надо лгать. Я сам разговаривал с вашим начальником штаба. Он сказал, что вы никогда не проигрываете. Никогда!
Интересно, о чем они больше разговаривали — о представлении меня к награде или о карточной игре и неверности шлюхи-фортуны?
Дилетанты. Что с них взять. Они не ощущают самой сути игры. Для них в мире есть только одно твердое понятие: сборная России по футболу никогда не сможет обыграть бразильскую сборную. Так вопрос решается и в картах. А меня обижает, что мне опять не верят. Следак военной прокуратуры не верил, что я могу всегда выигрывать. Эти не верят, что я могу иногда проигрывать. А я убеждай и того, и этих в вещах противоположных и при этом оставайся уверен, что опять мне не поверят в очередной раз. Видимо, так мне на роду написано…
7
— Кто-нибудь из вас слышал про такого человека, как фон Нейман?
— Это что за фашист такой? — устало поинтересовался майор, ориентируясь на звучание фамилии, имеющей откровенные немецкие корни.
Он, кажется, сильно утомился от мыслей о несовершенстве уголовного законодательства и потому пребывал в некоторой задумчивости, совсем не кошачьей, и подрастерял в голосе свои игривые мурлыкающие нотки.
— Не-а… Это американец, — возразил лейтенант. — Знаменитый ученый-математик. Академик многих академий. Первый теоретически обосновал модель работы компьютера. Все нынешние компьютеры работают по принципу открытой архитектуры фон Неймана.
Я чуть-чуть подался вперед, чтобы объяснить фээсбэшным дуракам доступнее.
— И не только это. Фон Нейман известен гораздо больше как автор работы по теории игр. В Париже жила знаменитая гадалка мадам Моро. Ни к одной на свете гадалке нет очередей, а к ней на прием записывались за несколько месяцев. Почему? Потому что она раз в год играла в государственную денежную лотерею. И на протяжении шести лет называла правильные номера. Большие суммы, кстати, выигрывала. И это — лучшая реклама гадалке! Люди верили в то, что она гадает качественно. А на самом деле мадам Моро, по образованию, кстати, математик, собирала за целый год статистические данные о выпавших в лотерею числах. И вычисляла момент, когда должны выпасть определенные номера. Она не угадывала. Она вычисляла, опираясь на теорию игр фон Неймана. И эта же теория дает статистику проигрыша. Невозможно только выигрывать! И даже когда я играл с Алимханом, я тоже не все партии выигрывал. Спросите солдат, как они чуть не рыдали, когда я начал «спускать» их. Но потом отыграл. Это только уровень класса игрока. А проигрыш — это обязательная составляющая выигрыша.
Уважаемую мадам Моро, честно говоря, я только что — на бегу — придумал. Единственно, чтобы нагляднее обрисовать ситуацию с теорией игр фон Неймана. Но они верят, как всегда верят мне, когда я вру. Почему же людям так трудно поверить, когда я говорю правду?
Майор устал спорить. Усмехался уже не так, как вначале, и думал, похоже, о другом. Он, вероятно, впервые попал в ситуацию, когда ни одна стандартная инструкция не может дать совет. И думает он одновременно не только о выходе из положения. Разговор о картах волнует его. В глазах — вижу — появился огонек, и это не огонек любопытства. Знаю, хорошо знаю я этот огонек. Не зря четыре года в казино проработал.