Антитело
Шрифт:
А самое главное, желание это не проходило. Именно оно подтолкнуло перед выходом поцеловать Нану, поймав его задумчивый взгляд. И я терялась в догадках, как это чувство назвать.
Про влюблённость, конечно, подумалось в первую очередь, но было сомнительно и совсем не похоже. Я же влюблялась в жизни и прекрасно знала, как это происходит. Помнила и предвкушение каждой встречи, и восторг от близости предмета обожания, особенно когда он отвечает взаимностью, и бесконечную болтовню обо всём на свете…
оворить мне с Нану нравилось, да, но иначе. Влюблённой было без разницы о чём, главное — процесс, а тут интриговали знания и значение имел предмет разговора.
В общем, копалась я в себе долго, благо вахта в прыжке располагала, но так и не разобралась в происходящем. Зато в который уже раз пришла к очень облегчающему жизнь выводу: если нет смысла сопротивляться и ничего не понятно, остаётся только расслабиться и попытаться получить удовольствие.
До конца вахты оставалось ещё три часа, которые я планировала потратить с пользой, следуя примеру Хенга, проще говоря — поспать. Плюк знает, почему мне этого не хочется, но лишним точно не будет.
Только я даже не успела устроиться поудобнее, то есть сползти в кресле чуть пониже, сдвинув пилотку на нос: на КП состоялось явление помощника.
— Я ва-ас любила так жа-арко! — фальшиво и громко напевая кривляющимся тоненьким голоском, изображающим женский, Никвас шагнул в пультовую, на ходу вытирая голову полотенцем. И, кроме полотенца, на нём ничего не было.
Вся вахта, культурно выражаясь, опешила так, что не нашла слов, а помощник тем временем не спеша забрал в сторону, повернувшись ко мне боком.
— Какой кошмар, — пробормотала я, задумчиво разглядывая голого мужчину. Тот вздрогнул и замер. — У тебя волосатая задница.
Никвас развернулся чуть ли не в прыжке, судорожно пытаясь прикрыться полотенцем.
— Ужасно. Как теперь жить с этим знанием? — спросила я, обводя помощника новым рассеянным взглядом.
Рассматривала не просто так и даже не для того, чтобы посильнее смутить, это был важный эксперимент над собственными ощущениями. И я с облегчением поняла, что любоваться боевым товарищем меня совершенно не тянет, даже если забыть о повышенной лохматости. Ну да, сложён хорошо, физическая форма отличная, молодец, следит за собой. Так он и нормативы все отлично сдаёт, и разряд у него по лёгкой атлетике…
В общем, можно считать доказанным, что странные желания у меня вызывали не мужики в целом, а один конкретный представитель пола. Уже легче.
— Таащ комдир, можно я… Это? — выдавил Никвас, одновременно стараясь не уронить полотенце, лицо и достоинство. Получалось одинаково плохо. Чтобы вытянуться по стойке смирно, изобразить ладонью головной убор и козырнуть, одновременно прикрываясь сползающим полотенцем, требовалось несколько больше конечностей, чем у помощника имелось в наличии.
— Можно. Но где-нибудь там, не при детях. — Я кивнула на выход.
Отступал Никвас спиной вперёд. Видимо, мои слова про задницу крепко запали в душу.
— Что это было? — спросил пилот у окружающего пространства, неподвижно пялясь в переборку.
— Не «что», а «кто», — возразила я, как часть этого самого пространства. — Голый капитан-лейтенант. Он, конечно, мохнат, но всё-таки не до потери человеческого облика, зря ты так.
— Да я не о том! — Морин встряхнулся и обернулся вместе с креслом. — Он что, вот так от каюты дошёл?!
— Лестно. — Я окинула задумчивым взглядом уже водилу.
— А? Не понял.
— Говорю, лестно, что ты считаешь меня сверхсуществом. Командира вообще полезно уважать, молодец.
— Я считаю?..
— Стас, не тупи, — очнулся связист. — Командир тут с нами сидит, как она могла видеть, в каком состоянии Никвас по кораблю шатался? Львовна, но ведь ня полная! — высказался и он. — Тут метров двадцать минимум, и покрытие в каютах отличается от палуб, заметил бы!
— Полная ня, — согласилась я. — Полагаю, это нам пассажир аукается с его пространственными фокусами. Не зря же его просили с мужиками рядом не оставлять, а он вон сюда притопал в бою. И чую тем местом, которое у Никваса так мохнато, это только начало. Как говорится, первая ласточка.
— То есть нам ждать ещё… голых ласточек? — ухмыльнулся связист.
— Я бы на твоём месте задумалась, что следующей ласточкой можешь стать ты, — припугнула его.
Задумался, притих и на дверь начал поглядывать с подозрением.
— Интересно, как он это делает. — Пилот не так впечатлился. Что поделать, молодой-неопытный, ум еще пытливый, дурной энергии полно. — Не просто волевым усилием, но ещё и случайно! И почему именно наш помощник попал?
— Сходи да спроси у пассажира. Никвас как раз недавно помогал еду до его каюты дотащить…
— Да я так, чисто теоретически. И вообще, вахта же, — поспешил отмазаться Морин.
Продолжать болтовню я не стала. Хотелось задать Нану пару уточняющих вопросов, но я не была уверена, что он сможет ответить, да и вахту никто не отменял. Поэтому, выждав еще несколько минут, я вызвала Никваса. Надо же узнать, как он пережил этакий конфуз.
— Помощник — командиру!
— Есть, — хмуро отозвался тот. — Чего тебе?
— Я хотела узнать, как ты там. Вдруг настолько распереживался, что готовишься к выходу в открытый космос без скафандра?
— Иди ты, — отмахнулся Никвас. — Так и знал, что просто позубоскалить. Или так моя задница за живое задела?
— Ты даже не представляешь насколько! — серьёзно ответила ему. — Чую, долго еще буду видеть во сне.
— Мне прийти опять показать, чтобы лучше запомнилось? Так сказать, во всех деталях.
— Увольте, каплей. И не лезь в бутылку. Я хотела спросить, ты же на КП прямо из душа вышел?
— Откуда ты знаешь?!
— Ох… какая сложная теорема!
— Согласен, ляпнул не подумав, — хмыкнул Васильков. — Да нормально всё, не боись. Не собираюсь я плакать в углу и вешаться на галстуке. А вот узнать, как я так одним шагом полкорабля преодолел — хотелось бы.