Антитело
Шрифт:
Камень влетел в комнату в брызгах блестящих осколков, ударился в противоположную стену и покатился по ковру. Секунду не было никаких движений. Сергей повернулся в кресле, широко распахнув красные испуганные глаза, и в этот момент, словно огромная летучая мышь, на подоконник взлетела фигура. Движение было таким быстрым, что казалось, будто она возникла там, как материализовавшийся сгусток ночной темноты.
Глеб присел в оконном проеме, и, резко дергая головой в разные стороны, оглядел гостиную. Худой, с кожей, отливающей серебром, горящими глазами и спутанными
Сергей едва успел встать, когда Глеб налетел на него. Он вложил в удар все свою скорость и вес, опрокинув дядю на спину. Падая, тот ногой зацепился за кресло, чуть повернулся, и его голова лишь на сантиметр разминулась с твердым углом тумбочки. Глеб прыгнул на него и нанес быстрый удар в грудь. Дядя сразу обмяк, и тут истошно закричала Настя.
Словно хищное животное, у которого хотят забрать добычу, Глеб резко обернулся и его глаза, пустые и темные вонзились в девушку.
— Что…, - закричала она, но окончить не успела.
Одним прыжком он подскочил к ней и ударил в грудь сцепленными руками.
День восемнадцатый
Настя отлетела к дивану, врезалась в него и, скатившись на пол, уставилась на Глеба круглыми, полными ужаса глазами. Тот передернул плечами и, не сводя пустого взгляда с девушки, вытащил из-за спины нож. Сомнения в его намерениях не оставалось, как и не оставалось времени на раздумье. Зарычав, словно напуганное, загнанное в угол животное, Настя вскочила на ноги и бросилась к комнате Аленки. За ее спиной послышался грохот и быстрые шаги.
Она вбежала к девочке и на долю секунды замерла на пороге. Аленка лежала на кровати и смотрела в потолок, никак не реагируя на происходящее. Насте даже показалось, что та мертва, но обдумать это она не успела — девушка подхватила ребенка на руки и развернулась к Глебу, вытянув вперед руку и пригнув голову.
Прошла секунда. За ней другая. Третья. В лицо ударил густой запах пота и земли. Настя подняла глаза.
Глеб стоял в двух шагах от нее, и вытянутая рука едва не упиралась ему в грудь. Нож он держал перед собой и тяжело дышал, впившись в нее цепким, хищным взглядом. Он напомнил Насте пуму, которую она видела в зоопарке — та стояла так же, глядя на девушку из-за бронированного стекла, внешне спокойная, но за этим спокойствием чувствовалось огромное напряжение. Напряжение зверя, готового броситься.
— Уйди, — сказал, наконец, Глеб.
Голос его прозвучал хрипло и бесцветно, словно он лишь повторял то, что ему подсказывали.
— Не уйду, — ответила Настя и сжалась.
И вдруг она поняла, что он не ударит. Он не нанес удар сразу, и теперь та волна, что несла его на себе, толкая на убийство, схлынула. Глеб нерешительно пошевелился, намереваясь сделать шаг вперед, но Настя опередила его.
— Нет!
— Ты не понимаешь, — сказал он с тоской. — Ты ничего не понимаешь.
— А что я должна понять?
— Девочка — зло. Ей нельзя
Его взгляд сместился в сторону. Настя скосила глаза, но ничего особенного не увидела. Она крепче прижала к себе неподвижную девочку и снова посмотрела на Глеба.
Степан тоже смотрел на него, хмуря густые брови.
— Бей! — приказал он.
— Нельзя, — ответил Глеб и показал пальцем на Настю. — Там она.
— Не думай о ней! Это искушение! Тебя обманывают! Время уходит, дьявол скоро насытится, и тогда будет поздно! Тогда погибнут все! Бей!
— Нельзя, — повторил Глеб. — Я не могу…
— С кем ты разговариваешь? — осторожно спросила Настя.
Глеб указал на Степана.
— С ним.
— Глеб, тут никого нет.
Неожиданно зашевелилась Аленка. Она захныкала, и Настя крепче прижала ее к себе. Девочка вцепилась пальцами в ее футболку и прижалась холодным лицом к тонкой ткани.
— Не верь слезам! — закричал Степан. — Господи, не верь! Дай ему сил, Боже, дай ему сил закончить дело!
Глеб посмотрел на него в замешательстве.
— Положи, пожалуйста, нож, — попросила Настя. — Ты ее пугаешь.
— Бей!
— Положи, пожалуйста, нож, Глеб.
— Не слушай ее! Нельзя!
— Глеб…
— Заткнитесь! — вдруг заорал он и прижал руки к ушам. — Заткнитесь оба!
Настя прикусила язык. Она поняла, что, подобно Вовке и Танюшке, Глеб видит и слышит то, что остается недоступным ей самой. Что-то воздействует на него, и, скорее всего, гораздо сильнее и глубже, чем на остальных. Он попал между двух огней, и мучается, пытаясь определить, что есть правда, а что иллюзия.
— Ты, — Настя сделала ударение на этом слове, — не хочешь причинить нам вред.
— Я должен…
— Кому ты должен? Глеб, с кем бы ты сейчас ни говорил — его нет. Это обман. Галлюцинация.
— Что за галлюцинация?
— Положи нож. Я расскажу.
Глеб сжал пальцы, но багровое облако, застилавшее ему глаза, исчезло. Он не знал, как поступить, только чувствовал, почти физически мучительно ощущал, как уходит время, словно огромная река, проходящая сквозь него и текущая дальше, и ее уже не догнать. Он отбросил нож и сел на пол. Битва проиграна, дьявол победил. И только одно не укладывалось в голове: орудием зла оказалась Настя. Настя. Милая, любимая Настя.
Через открытую дверь из гостиной донеслось тиканье часов. Одинокий, потерянный в свинцовой тишине звук, такой неуместный и такой обыкновенный. А еще сипло и глубоко дышала Аленка. Часы и Аленка.
Время уходит.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Настя.
— Не знаю…
— Можешь посмотреть, что там с дядей Сережей?
Глеб встал и вышел.
Морщась от боли в затекшей спине, Настя переложила Аленку на кровать, открыла окно и выбросила нож в темноту. Тускло блеснуло лезвие. Из оконной рамы на Настю глядела огромная желтая луна. Словно исполинский глаз, она рассматривала девушку равнодушно и холодно. Настя отвернулась и взглянула на Аленку. Даже в золотистом свете красивой плетеной лампы кожа девочки казалась иссиня-серой, а лоб был холодным, как камень. Девушка почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она села в изголовье кровати и вытерла ладонью слезы.