Антология-2 публикаций в журнале "Зеркало" 1999-2012
Шрифт:
Вся эта борьба будет кипеть без «руководящей» руки Запада. Запад будет растерян, операции вроде иракской больше не удадутся, вопрос будет стоять всерьез: «Воевать или не воевать?» Запад не станет воевать, Америка не станет воевать. Запад будет делать вид, что он управляет фактически неуправляемым процессом.
После долгих десятилетий распрей и войн возникнет новая политическая карта мира с новыми неведомыми государствами. Возникнут новые религии, новые идеологии, новые культуры. В плавильном котле России и всего Евразийского континента кроме обычной политической таблицы Менделеева появятся новые неведомые сплавы, мерцающие неведомым, часто зловещим блеском.
Для большинства русских, бывших советских верно- и неверноподданных, все это будет большой неожиданностью. Большевизм приготовил всех к определенному патернализму — опеке государства, и вдруг такой страшный крах — твердь рушится, хляби вышли из берегов. Очень многие сейчас испуганы и растеряны,
Сочетание начавшихся глобальных расовых перемещений с назревшей социальной революцией в России — это и есть внешние контуры хаоса. Основа же хаоса — неудовлетворенность всем ходом и стилем современной цивилизации, ее убогим мещанским характером, жалкой моралью мелких и крупных лавочников, повсеместно навязанной человечеству. Пусть лучше человечество погибнет и выродится от радиации, чем жить в этих утлых рамках рабства. Эта идея уже вызрела и начала реализовываться в России. Как квалифицировать это движение, в какие политические тона его окрашивать? Это трудно определить. Оно не красное, не коричневое, не белое. Это не традиционный консервативный третий путь, это путь в будущее, это тоска по сакральному религиозному обществу, где человек — часть природы и часть космоса. Сейчас упорно создается подземными кротами славянства новая европейская религия. Век христианства оканчивается. Именно поэтому так велик интерес к аналогичным попыткам начала века. Сейчас переиздали и перещупали весь «серебряный» русско-религиозный философский ренессанс и, еще раз его переварив, остались неудовлетворены. Наиболее прозорливые вглядываются в доантичные времена. Античность слишком уравновешена для смрх-мистических славян, жаждущих чуда в каждом миге своего существования. По-видимому, предстоит возрождение совсем других культов, ныне совсем забытых.
Когда-то человечество было более совершенно и физически, и духовно. Мы, теперешние, жалкая тень когда-то погибшей цивилизации. На нас на всех вдруг подуло из неизвестного, неведомые токи откровений от давно погибшего сделались явственней и реальней. Понятие времени сместилось. Прошлое, настоящее и будущее стали едины, энтропия духовного ядра стала осязаема. Мы все перестали быть людьми — только сосудами неведомых, переливающихся через нас сил. В России опять начался процесс создания новых форм жизни. Новое всегда возникает в хаосе, но этот хаос создается сейчас пока еще Неведомыми. Мистики трех великих религий — христианства, буддизма и ислама — стоят повивальными бабками у колыбели будущего, но родители нового в Лхасе, в Индии, в Египте и еще где-то, где точно мы пока не знаем сами. Путь к этому новому грядет через страшные испытания, чем ужаснее будет этот путь, тем более чиста будет тишина завтра. Только жертвенные костры будут трещать при наступлении этой тишины. Сознание этого завтра стало в России реальностью, вопрос, когда оно наступит. Наступит оно не сейчас, путь к нему будет довольно долгим и вполне ужасным. Весь ужас, великолепный ужас того, что происходит и произойдет, в том, что его нельзя предотвратить, он неминуем и не зависит от воли отдельных людей. Люди в России сейчас делятся на две категории: те, кто уже понял, куда и почему поворачивает ход событий, и те, кто цепляются за вчера, надеясь как-то его задержать.
Тут стоит вспомнить трагедию потерянных поколений, описанную Ремарком, Олдингтоном, Хемингуэем, Барбюсом и другими писателями. Русские об этом промолчали, потому что их предали вдвойне — и в 14-м, и в 17-м, и описать все ужасы двойного предательства сил, по-видимому, ни у кого не было, даже у Бунина. Они предпочли промолчать. Сейчас в России наблюдается разочарование и отчаяние, близкое по масштабам к опыту «первопроходцев» потерянности. Как все ждали освобождения от ненавистного большевизма, как надеялись на помощь Запада в этом освобождении! А Запад в деле разрушения большевизма поставил на Горбачева и Ельцина — плоть от плоти КПСС и на «новый класс» — номенклатуру. Вместо освобождения Россия получила второе закабаление, еще более жесткое, чем первое, и в этом закабалении в сильной
Был и еще один путь, ведшийся довольно успешно, — путь постепенной гуманизации СССР.
Из каких-то соображений этот процесс прервали, остановив тенденции эволюционной трансформации. Возможно, это произошло, потому что эволюционно реформируемый СССР стал бы в довольно близком будущем не вооруженным до зубов монстром, а подлинно живой великой державой. Всего этого не произошло и теперь массы людей пребывают в страшном тупике и ожесточении. Потерянность и разочарование — слишком мягкие термины, обозначающие их нынешнее состояние и существование. Искусству в такой ситуации места нет. Просто отдельные творческие личности «выработают» оставшийся у них творческий заряд. Грядущая катастрофа постсоветской цивилизации не даст художникам творить. Это будет эпоха гуннов, остготов и вандалов в новом обличий. Постепенно будет создаваться новое религиозное искусство, как создавались первые христианские памятники на развалинах языческого Рима — новый стиль Теодорихов. Русская диссидентская культура, участником которой я был, существовала около 30 лет, между 56-м и 86-м, и была связана с надеждой эволюционной трансформации СССР. Сейчас эта культура на территории России окончилась.
Есть отдельные русские творцы, оказавшиеся, как некогда Эль Греко или Феофан Грек, за пределами эпицентра катастрофы. Они продолжают творить. Вспомним слова Рахманинова, сказанные Мариетте Шагинян на перроне Балтийского вокзала, когда он покидал Россию: «В этой стране нормальная культурная жизнь надолго прекращается». Те, кто сейчас остался на родине, или обслуживают массовую культуру, или находятся в изоляции еще более глубокой, чем в бывшем СССР. Но самые чуткие слышат подземный гул, вдыхают наступающий хаос и ждут огромной черноты и ореола нестерпимого света, который разорвет мрак.
1993 г. (сентябрь)
«Зеркало» (Москва)
ПОСТБОЛЬШЕВИСТСКАЯ МЕЗОЗОЙЯ
Алексей Смирнов
Кончается темный век — век кали-юги. Наступает эра, которую нельзя было даже отдаленно предвидеть. «Грядущий хам» Мережковского, реализовавшийся в России, был все-таки «наив-кюнст» рядом с тем, что начало выползать после краха большевизма в Евразии. Постбольшевистская эпоха — эпоха победившей деструкции. Инфернальные силы хаоса приобретают в России мелкие повседневные черты — они привычные морщины на гримасах наступившего ужаса.
В свое время большевизм утвердился как победа уголовных методов политической борьбы. Методы большевизма: обещания политическим партнерам коалиционного участия в правительстве, затем их поголовный расстрел; заражение жен расстрелянных сифилисом; отдание их детей кавказцам и татарам из ЧК на гомосексуальное растерзание. Так уничтожали анархистов, эсеров, просто попутчиков, изменивших присяге царю офицеров, инженеров, некоторых поэтов — красных проституток. Обо всем этом мне рассказывали в шестидесятые годы случайно уцелевшие, вырвавшиеся из застенков всероссийской Лубянки. Потом большевики перебили всех участников этих мясорубок, включая самих убийц. Выжили только некоторые учетчики сапог расстрелянных. Недаром, желая замести следы, НКВД не снимал сапог с расстрелянных польских офицеров в Катыни. В большевистской России мужские трупы считали по сапогам, а женские по сережкам, вырванным с мясом. Рассчет был такой — если целы сапоги, значит, расстреливали немцы.
Генетическая память людей привыкла к ужасу, все эмоции стали простейшие: люди стали живо реагировать, как псы на кусок мяса, на раздвинутые женские ноги и на сохранение целостности хрупкого детского черепа. Все остальные проблемы личности отходили при режиме Ленина-Сталина на третий план. На втором плане было непременное участие в колоннах: быть вечным участником вечного шествия надо было ради поддержания статуса собственной физической безопасности. Идиотизм страха был символом и рычагом движения страны. Сталинские пятилетки двигались и выполнялись одним только страхом. Иных двигателей у этого наконец севшего на мель корабля, именовавшегося СССР, не было. Те, кто сейчас бурно оплакивает сталинский СССР, — это ностальгические вурдалаки: «Ах, как хорошо и удобно было во время оно коллективно сосать кровь невинных жертв».