Антология черного юмора
Шрифт:
Что ж, рано или поздно это должно было случиться, — из-за этой гарпии я окончательно потерял сон, одна мысль о ней выводила меня из равновесия.
Ужасная женщина — просто ужасная!
Печального итога я добился путем нескольких шуток — вызывающе дурного тона, но вместе с тем свидетельствовавших о находчивости и упорстве их автора.
Не желаете ли вкратце ознакомиться с предпринятыми мною кознями?
Соседка моя была просто помешана на садоводстве: во всей стране не нашлось бы салатного листа, что сравнился бы с листьями из ее сада, а клубничная
Старуха владела тысячею профессиональных ухищрений поистине убойной силы — против сорняков, саранчи и даже самых прожорливых червей, — которые она претворяла в жизнь, не зная усталости.
Ее сражение с улиткой достойно лучшего пера, — так, наверное, звучали бы посвященные ей бессмертные строки Коппе.
Однажды, когда надо всем нашим краем пронесся беспощадный ливень, мне пришел в голову следующий план:
Я созвал рать окрестных пацанов (рать — это у нас так говорят) и, вручив каждому по мешку, сказал:
«Ступайте-ка, милые мои, да наберите по дорогам столько слизников, сколько сможете унести. По возвращении получите пару монет на сладости» (в тех местах улиток называют слизниками — вдвойне ошибочно, между прочим).
И вот мои сорванцы отправились за добычей.
Улов их был обильным, как никогда: улитки, надо признать, покрывали холмы, словно ковром.
Заполучив моллюсков в свое распоряжение, я усадил их всех в огромный ящик с плотно прилегавшей крышкой, где им пришлось с недельку поголодать.
После чего, в один из лучезарных летних вечеров я выпустил мою скотинку попастись в соседском саду.
Выглянувшее вскоре солнце осветило это новое Ватерлоо.
От клубничных кустов или пучков эндивия и цикория, еще совсем недавно поражавших своей пышностью, оставались лишь жалкие оборванные клочья.
О, как бы опечалило меня зрелище этого опустошения, не сгибайся я в три погибели от неудержимого хохота!
Старуха не могла поверить своим глазам.
Мои улиточки, между тем, изрядно подкрепившись, но не пресытившись окончательно, продолжали свою разрушительную трапезу.
Из своей крохотной обсерватории я наблюдал, как они потихоньку подбирались к грушевым деревьям...
В этот момент колокол возвестил о начале десятичасовой службы, и моя соседка припустилась что его духу поведать о своем горе Господу Богу.
Что за наслаждение было бы подробно рассказать обо всех моих невинных шутках! Умолчу однако о том, как я подбрасывал шипучие кристаллы карбида кальция в этот дурацкий фонтанчик у нее под окном — перо бессильно замирает в попытке описать ту невообразимую чесночную вонь, которую он поднимал со дна.
Каково же было мое ликование, когда я узнал впоследствии, что эта мегера испытывала непреодолимое отвращение к запаху чеснока!
Также, помнится, она с особым старанием ухаживала за хорошенькими кустиками петрушки, что росли около разделявшей наши владения стены. О, божественная травка!
Сколько же пригоршней семян болиголова — растения, по внешнему виду совершенно не отличающемуся от зонтиков петрушки — высыпал я на лелеемую грядку. (Мне искренне жаль новых владельцев садика, если она также не обнаружат подмены.)
Но перейдем к двум украшениям моей коллекции проделок, последняя из которых, как я уже говорил, и вызвала преждевременную кончину отвратительной старухи.
Неотрывно следя за ее передвижениями, я до последней мелочи изучил распорядок дня этой карги.
Обычно, поднявшись с первыми петухами, она недоверчиво осматривала каждый уголок своего сада — там улитку снять, здесь сорняк выдернуть.
С первым ударом колокола наша богомолка отправлялась к заутрене и, исполнив свой долг истинного прихожанина, возвращалась домой, захватывая из почтового ящика газетенку под названием «Крест Господень», которую она прочитывала от корки до корки, потягивая кофе с молоком.
И вот однажды утром на страницах любимой газеты она обнаружила преудивительные вещи. Передовица, например, начиналась с такой фразы:
«Когда же наконец будет покончено с этими ч... попами?!», и так далее в том же духе. Внизу страницы стояло следующее обращение:
«К нашим читателям.
Мы взываем ко всем, кто читает эти строки — будьте бдительны, если по той или иной причине вам приходится пускать священника на порог. Так, в минувший понедельник некий кюре из Сен-Люсьена, призванный к одру одного из своих прихожан дабы свершить над ним таинство последнего причастия, выходя, не постеснялся прихватить золотые часы покойного и дюжину столовых приборов чистого серебра.
Увы, случай этот далеко не единичный», и прочая, и прочая.
Но колонка происшествие, это отдельный разговор!
В числе прочего там была заметка об аресте папского нунция, который третьего дня заявился на бал в Мулен-Руж, напившись до положения риз, затеял драку и оказал сопротивление сотрудникам полиции.
Да, странный был номер!
Нужно ли пояснять, что сей любопытный образчик журналистского мастерства был полностью составлен, набран и отпечатан заботами вовсе не дам-попечительниц, как, например, «Фронда», а вашего покорного слуги — при содействии одного знакомого издателя, неоценимую помощь которого в этом деле я долго еще буду вспоминать с благодарностью.
Одну из выходок, поистине украшающих мою коллекцию, я могу смело рекомендовать вниманию почтенной публики. Она не блещет ни живостью ума, ни изысканным тактом, но ее воспроизведение гарантирует устроителю несколько минут совершенно безудержного веселья.
Разумеется, я не мог не испробовать ее на ненавистной соседке.
С самого раннего утра, через равные промежутки времени я отправлял за старухиной подписью и с ее обратным адресом телеграммы людям, проживавшим в самых разных уголках Франции.