Антология «Дракула»
Шрифт:
— Смотреть вперед! — рявкнул Пат.
Женщина отвела глаза, и улыбка погасла. Пат немного успокоился. Ничего особенного в ее лице не было. Вероятно, лунный свет придавал ему такое странное выражение.
Они медленно двигались вперед, стараясь не наступать на капустные кочаны. Пат и Эдди патрулировали колонну с двух сторон, а Диди замыкала шествие, то проходя чуть вперед, то на несколько шагов отставая, желая убедиться, что все ведут себя хорошо. Все вели себя хорошо. Пат это видел. Они, черт побери, вели себя даже слишком хорошо.
Сарай становился все
Когда они подошли так близко, что уже не могли охватить сарай одним взглядом, а видели перед собой только его большую дверь, Блумлейн прибавил шагу, почти побежал к входу. Добежав, он прижался к стене, осторожно добрался до угла и заглянул за него. Никого. Ожидал ли он кого-то там увидеть? Он не мог точно сказать, но печенкой чуял: что-то здесь нечисто.
Блумлейн оглянулся и увидел, что все остановились в нескольких футах от двери и смотрят на него: и горожане, и Пат, и Эдди, и Диди. Ждут команды.
— Открывай двери! — крикнул Блумлейн, обращаясь к Даффи. — И помни…
Он намеренно не договорил, просто махнул пушкой. Престарелый вице-мэр кивнул, шагнул вперед, взялся за деревянную перекладину, лежавшую на двух скобах, и поднял ее. «А он довольно крепкий для такого тщедушного старикашки», — подумал Блумлейн.
Положив перекладину на землю, Том Даффи взялся за ручки дверей обеими руками и потянул. Дверь открылась легко, только заскрипела, как должны, наверно, скрипеть двери тайника в каком-нибудь старом замке. Тайника или склепа.
Блумлейн нахмурился. Что это ему, черт возьми, пришло на ум слово «склеп»?
Теперь двери были открыты настежь, за ними висело что-то вроде занавесей, сквозь которые были видны какие-то неясные очертания. Блумлейн шагнул вперед, а Даффи, напротив, отступил на шаг. Теперь стало ясно, что это шиты из тонкой пластмассы, закрепленные на металлическом карнизе, лежащем на перекрещенных балках.
— Позвольте представить вам мэра Памп-Хэндл! — странно официальным тоном провозгласил Том Даффи и широким жестом указал внутрь.
Горожане двинулись вперед, и Пату, Эдди и Диди ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Они сделали несколько шагов и остановились перед пластмассовым щитом.
Том Даффи потянулся рукой к стене рядом с дверью, что-то покрутил, и щит с тяжелым гулом поехал влево.
— Господин мэр! — позвал Даффи. — К вам гости.
Блумлейн шагнул внутрь сарая.
Это было одно просторное помещение, но с галереей, на которую вела шаткая лестница-стремянка. Под галереей помещение опоясывал металлический карниз, к которому медными кольцами крепились те самые пластмассовые щиты. Вдоль карниза были развешаны светильники. Их тусклого света едва хватало, чтобы осветить помещение.
Центр освещался лучше благодаря четырем круглым лампам на квадратном щитке, свисавшем с потолка. Как раз под ним стоял большой деревянный стол. На столе и рядом громоздились какие-то хитрые приборы разных размеров. Некоторые из них мигали красными, зелеными или желтыми лампочками, будто светлячки,
Внимание Блумлейна привлекли не огоньки, а нечто другое, подвешенное между ними и столом. Сложная система из многочисленных веревок, ремней и блоков поддерживала в воздухе обнаженное тело мужчины. Оно едва заметно покачивалось от ветра, задувавшего в открытую дверь.
Мужчина висел головой к двери. Голова на тощей шее была запрокинута, открытые глаза смотрели прямо на Блумлейна.
— Не пугайтесь, — успокоил Том Даффи. — Он мертв. По крайней мере, мы так считаем.
— Кто он? Что… что вы с ним тут делаете?
Блумлейн приблизился еще на несколько шагов и встал так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом подвешенного. Он не смог удержаться от гримасы отвращения. Грудь и живот мужчины были разрезаны. Он висел на крюках, на каких мясники подвешивают туши, прицепленных к металлическому кольцу, расположенному на высоте двух футов над телом.
Над кольцом пульсировала большая штуковина, похожая на перезрелую тыкву. К ней было подведено множество проводов и шлангов, и при каждом содрогании она выбрасывала струи густой жидкости. Жидкость из всех трубок собиралась в один поддон, а оттуда растекалась по желобам в три бутыли. Из бутылей жидкость разбегалась по другим трубочкам, и под каждой стояла большая деревянная канистра с краником.
Вдоль стен, там, где свет был совсем тусклый, висели вниз головой другие тела — мужские и женские, старые и помоложе. Блумлейн насчитал даже трех младенцев. Возможно, их было и больше, но некоторые тела висели в глубине помещения, практически в полной темноте.
Внезапно одна из туш открыла глаза и посмотрела на Блумлейна. Это был молодой человек, возможно лет двадцати пяти. Его мутные глаза расширились на секунду, а потом веки опять опустились.
— Он жив!
— Они все живы, — сказал Том Даффи. — Они — продукты.
Теперь, приглядевшись, Блумлейн разглядел, что груди подвешенных мерно вздымаются. Редко и неглубоко, но они дышали. Правда, никаких других признаков жизни не подавали. Лица у «продуктов» были отсутствующие — восковые маски, карикатуры на человеческие лица. За ноги, руки и шеи они были прикованы каждый к своему щитку, трубки и катетеры торчали из их вен, а иногда из неаккуратно сделанных и кое-как зашитых разрезов в груди или животе. Трубки от всех тел вели к одному-единственному, главному.
Сзади кто-то вскрикнул. Блумлейн узнал голос, обернулся и увидел, как Пат отшатнулся от угрожающе надвигавшегося на него человека. Это был тот, застреленный Блумлейном, живехонький, улыбающийся, в расстегнутой рубашке и с черной раной в животе. Придерживая одной рукой полу рубахи, этот Солли — как бишь его фамилия — засунул указательный палец другой глубоко в рану.
Диди закричала и упала без чувств.
Кто-то засмеялся в голос, остальные захихикали. Тем временем этот Солли засунул в рану и второй палец и через некоторое время извлек пулю. Он бережно двумя пальцами держал маленький кусочек металла, на котором отчетливо проступала каждая крапинка. Крови не было. Рана тут же затянулась, даже шрама не осталось.