Антология «Дракула»
Шрифт:
У Иона не было времени на то, чтобы вырасти. Или хотя бы стать нормальным ребенком. Он был неприкаянным детенышем, отбившимся от своей стаи. Кейт ничем не могла ему помочь, но чувствовала, как в душе у нее пробивается слабый росток любви. Она давно уже старалась избегать Темного Поцелуя, с того самого случая во время Великой войны, о котором она впоследствии горько сожалела.
Должно быть, ее кровь не слишком подходит для новообращенного, решила она. В этой крови слишком много Дракулы и, может быть, слишком много Кейт Рид.
Для Иона она станет наставницей, а не матерью. До того как она
Ион с восхищением смотрел на платьице шестилетней Софии, глаза его сверкали — Кейт надеялась, что не от внезапно пробудившейся жажды. Маленькая девочка, довольная тем, что у нее появился новый друг, хохотала без умолку. Мальчики, головы которых были забиты киношными вампирами, не обращали на реального кровососа никакого внимания. Их дружбу Иону еще предстояло заслужить.
Кейт догадывалась, что рано или поздно ей придется столкнуться со второй частью проблемы Иона Попеску. После того как съемки будут закончены — учитывая низкую скорость процесса, это произойдет где-то в 1980-х, — Ион наверняка захочет уехать из Румынии, затерявшись среди съемочной группы. Разумеется, он скажет, что устал скрываться от политических преследований и более не в силах выносить скитальческую жизнь. Только на Западе он наконец-то сможет дышать свободно.
Тогда ей придется разочаровать своего протеже. Объяснить, что в Лондоне, Риме и Дублине теплокровные питают к вампирам ничуть не больше симпатий, чем в Бухаресте. Единственная разница состоит в том, что на Западе вампиров несколько труднее уничтожить на законных основаниях.
На съемочной площадке в горах царил полнейший хаос. Внезапная гроза, вырвавшаяся откуда-то, как джинн из бутылки, переломала деревья, не делая различий между фальшивыми и настоящими, и засыпала всю лощину сломанными ветками, уничтожив декорации цыганского табора, выстроенные художником Дином Тавуларисом. Примерно полмиллиона долларов оказались в буквальном смысле слова выброшенными на ветер. К тому же молния ударила в бункер и расколола его, как тыкву. Дождь, хлынувший как из ведра, залил реквизит, костюмы, документы и оборудование. Теперь киношники рыскали по окрестностям в поисках рабочих рук, способных исправить урон.
Фрэнсис, похоже, вообразил, что сам Господь решил расстроить его планы.
— Был ли еще на свете фильм, на который сыпались такие несчастья? — скорбно вопрошал он. — Нормального сценария у меня нет, нормальных актеров тоже, денег не хватает, времени в обрез. Это не фильм, а какая-то перманентная катастрофа.
Поскольку режиссер пребывал в таком настроении, разговаривать с ним никому не хотелось. Фрэнсис сидел на корточках на голой земле, окруженный сломанными сосновыми ветвями, касавшимися его коленей. На нем была ковбойская шляпа, позаимствованная из гардероба Квинси Морриса, дождевые струи ручейками стекали с широких полей. Элинор, его жена, следила, чтобы дети держались от него подальше.
— Это самый поганый фильм в моей карьере, — заявил Фрэнсис. — Такого дерьма я еще не снимал. Этот фильм будет последним.
Всякого, кто посоветовал бы Фрэнсису прекратить
— Я не желаю быть гребаным Орсоном Уэллсом, — завывал Фрэнсис, обратив к свинцово-серым небесам мокрое от дождя лицо. — Быть гребаным Дэвидом Линчем я тоже не желаю. Все, что я хочу, — снять кино в духе Ирвина Алена, кино, где в каждом кадре есть кровь, насилие и секс. Пусть это дерьмовый ужастик, а не высокое искусство, мне на это наплевать.
Как раз перед тем, как группа покинула Бухарест, Марлон Брандо сообщил, что согласен быть Дракулой, Фрэнсис лично перечислил на его счет миллион долларов — гонорар за две недели съемок. Никто не осмелился напомнить ему, что в случае, если он не успеет отснять сцены с Брандо к концу года, он потеряет и деньги, и звезду.
Работа шла уже полгода, но пока не удалось отснять и половины фильма. График съемок столько раз переделывался и растягивался, что все прогнозы относительно того, когда фильм будет закончен, имели не больше смысла, чем прогнозы погоды. Все упорно твердили, что к Рождеству все будет готово, но при этом знали, что конца съемкам не предвидится.
— Наверное, мне стоит прекратить всю эту дребедень, — причитал Фрэнсис, успевший промокнуть насквозь. — Бросить этот проклятый фильм ко всем чертям, вернуться в Сан-Франциско, к горячей ванне и съедобным спагетти, и забыть весь этот кошмар. Я вполне могу прожить, снимая всякую коммерческую мурню, порно и сериалы. Могу снимать на видео короткометражки и показывать своим друзьям. Все это дерьмо в духе Дэвида Гриффита мне совершенно ни к чему.
Он раскинул руки, и вода потоками хлынула с рукавов. Больше сотни людей, закутанных в куски полиэтилена или скрючившихся под импровизированными навесами, смотрели на своего господина и повелителя и не знали, что делать.
— Эй, люди, знаете, сколько денег уже сожрал этот проклятый фильм? Имеете хотя бы отдаленное представление? Или вам всем на это наплевать? А как по-вашему, стоит так мудохаться из-за так называемого искусства? Нужны кому-нибудь фильмы? Расписные потолки? Симфонии? Или все это пустая трата денег и сил?
Дождь прекратился так резко, словно где-то наверху закрыли кран. Солнечные лучи пробились сквозь тучи. Кейт плотно зажмурила глаза и принялась шарить под плащом, выискивая солнцезащитные очки, которые носила, почти не снимая. Она относилась к разряду вампиров, которые могут перенести все, кроме яркого солнца. От избытка света глаза у нее всегда воспалялись и краснели.
Приладив очки на носу, она открыла глаза и несколько раз моргнула.
Люди вышли из своих укрытий, со шляп и плащей стекала вода.
— Уже можно снимать, — заметил один из ассистентов.
В следующее мгновение Фрэнсис его уволил.
Кейт увидела, как со стороны леса появился Ион. В руках у него был здоровенный свежеобтесанный сук, который он торжественно преподнес маэстро.
— Вместо посоха, — пояснил он и показал, как опираться на сук. Потом схватил его наперевес и несколько раз пронзил им воздух. — Для драки тоже сгодится.