Антология «Дракула»
Шрифт:
Крейг заказал себе светлого «Касла» у официанта, который струей масла скользил между столиками и расставленными стульями. Это был странный, усталый с виду северо-африканец, коричневые штаны которого еле держал эластичный пояс с пряжкой в виде головы змеи. Такая же была у Крейга в школе — за восемь тысяч миль отсюда, в Восточном Лондоне.
Ему не хотелось заказывать «Касл» или даже сидеть с такой бутылкой в руке (в отеле стаканов не подавали). Этот сорт делали в Южной Африке, и его все знали. Сейчас с этим вроде бы уже было все в порядке, но тем не менее если люди видели тебя с южноафриканским пивом, то могли сделать резонный вывод: такое ты любил пить и у себя дома. В Южной Африке. Каждый имел полное право покупать товары, произведенные там, но вот быть южноафриканцем все еще не
Крейг не был, и ему не хотелось, чтобы кто-то думал иначе, но все же не настолько, чтобы пить танзанийское «Сафари» или кенийский «Таскер». Первое сильно отдавало дрожжами, а второе оказалось очень слабым и больше походило на мочу летучей мыши.
Третий вечер подряд в «Африка-хаусе», и Крейг уже был готов к тому, чтобы его примут за южноафриканца. Он не жил здесь, естественно. Ни за что. Остановился в «Мажоне», который располагался в паре минут ходьбы отсюда. Кондиционер, спутниковое телевидение, ванная с душем — и бизнес-центр под рукой. Именно последний стал решающим доводом при выборе отеля. Ну еще и тот факт, что за поездку платила газета.
Крейг распустил «конский хвост» на голове, расправил волосы, потом тщательно зачесал назад так, чтобы ни единая прядь не выбивалась, и стянул их снова. Снял массивные солнцезащитные «Оукли» и потер переносицу указательным и большим пальцами. Водрузил очки на место. Прищурился, смотря на солнце, которое все еще было в нескольких градусах над слоистыми облаками. Из-за них публика «Африка-хауса» не могла насладиться должной картиной заката уже третий вечер подряд.
Из-под очков Крейг осмотрел террасу, наблюдая за людьми, в этот раз намеренно. Новости об исчезновениях явно не настолько напугали туристов, чтобы те отложили поездку на Занзибар. Впрочем, проблема казалась слишком маленькой для переполоха в какой угодно стране. Одна рыдающая семья из Саттон-Колдфилда: «Сара не пошла бы ни с кем, она не такая девочка»; мать-одиночка из Страт-клайда с красными от слез глазами: «От Луизы уже три недели нет вестей». Столь скудная информация не могла привлечь внимания таблоидов, а все остальные газеты не станут интересоваться такими делами, пока не почувствуют вкус настоящей сенсации. По-настоящему большой. Отсутствие новостей есть отсутствие новостей, и по большому счету репортажа из него не сделаешь.
Крейг зацепился за историю Сары, прочитав взволнованное письмо редактору газеты от матери пропавшей девочки. Своему боссу сказал, что он — человек чувствительный и не может сидеть спокойно, представляя, как эти хорошие люди ерзают на краешке изукрашенной цветочным орнаментом софы из «ИКЕА» в постоянном ожидании звонка, рыдая и тем более живя в Саттон-Колдфилде. Но Макнилл, который получал от Крейга статьи уже на протяжении трех лет, знал, что парень срывался с места только тогда, когда действительно запахнет жареным. А так как на тот момент никаких редакционных поручений у него не было, то Макнилл с легкостью отпустил его. Естественно, втихую. Ни танзанийское правительство, ни полиция Занзибара проблемы бы не признали, это могло нанести вред туризму, а потому Крейг нуждался в хорошей легенде, которую ему предоставила сестра, фотографировавшая животных в условиях дикой природы.
Занзибарский леопард, по размерам меньший, чем его материковые собратья, по одним слухам, уже вымер, а по другим — все еще скитался где-то по острову, хотя и в очень малом количестве. В одном из путеводителей утверждалось, что если какое-то количество этих животных и сохранилось, то их одомашнили специалисты, практикующие траволечение, — знахари и колдуны, если говорить просто. Местный водитель, забравший Крейга из аэропорта, снисходительно рассмеялся, услышав такие предположения. Позже в другом путеводителе журналист прочитал, что, по слухам, колдовство практикуется на острове Пемба, который находится в восьмидесяти пяти километрах к северу от Занзибара. Тем не менее, если ты заговаривал на эту тему с местными жителями, они явно смущались или же вежливо меняли предмет беседы. Но Пемба Пембой, а исчезновения — уже сорок семь случаев, согласно данным Крейга, — происходили на самом Занзибаре.
Сорок семь. Тридцать три женщины в возрасте от семнадцати до тридцати лет
По легенде, Крейг был натуралистом из университета Сассекса, который приехал на остров с целью проверить, обитают ли занзибарские леопарды по-прежнему в местных лесах. Для этого даже наняли сассекского профессора зоологии, естественно за плату, которую назвали консультационными услугами, и поэтому если бы занзибарские власти вознамерились проверить Крейга, то получили бы полное подтверждение его благонадежности.
В тот день Крейг посетил Музей естественной истории, наверное самое странное заведение подобного рода, виденное им в жизни. Стеклянные витрины, забитые птицами, вроде бы чучелами, только они не сидели на жердочках и не стояли, а лежали, как будто их убили недавно, а маленькие лапки перевязали проволокой. Ярлычки с названиями видов. Глаза, замазанные мелом. Грязный стенд, находящийся поодаль, в нем скрепленные проволокой кости додо. Парочка чучел летучих мышей — американской фруктовой и гигантской летучей мыши с острова Пемба — раз в десять больше созданий, напоминающих ласточек, которые летали над головой Крейга, когда он выходил прогуляться вечером после ужина. Ящик со сдвинутой крышкой; когда англичанин открыл его, оттуда вырвался рой мух, одна из них забилась ему в нос. Внутри доска с прикрепленными к ней гремя крысами — мертвыми, вроде бы набитыми ватой, только лапки зачем-то скручены у лодыжек. Ни малейшей попытки придать им жизненные позы никто не сделал. Ни листочка, ни ветки. Никаких стеклянных глаз. Никаких экспозиций. Крейг уронил крышку ящика.
Самое странное: ряды банок с мертвыми морскими тварями и деформированными зародышами животных, стекла покрылись толстым слоем пыли и окаменелого праха, приходилось нагибаться и пристально вглядываться, чтобы рассмотреть бледные останки камень-рыбы, или огромного краба, на раковине которого виднелось изображение двух верблюдов с погонщиками, или сросшихся южноафриканских антилоп.
И чучело леопарда. Явно не лучшего качества. Задача таксидермиста — создать магическое шоу для вечности: иллюзию жизни в наклоне головы, стеклянистого мерцания в глазах. А за эту работу Музей естественной истории Занзибара должен был бы попросить свои деньги назад. Хотя ты все равно мог догадаться, что за зверь перед тобой. Если даже не знал до того, как он выглядит, то посмотрел бы и сказал: да, это леопард. Крейг обошел экспонат со всех сторон. Вот его он и должен найти. Якобы. Большого вреда не будет, если он все-таки узнает, на кого этот зверь походит.
На террасе зазывалы обрабатывали толпу — медленно, осторожно, с той сдержанностью, которую они редко демонстрировали внизу, в Стоун-Тауне. Там эти ребята тенью следовали за тобой по одним и тем же улицам день за днем.
— Джамбо, — говорили они.
— Джамбо, — отвечал ты, иначе было бы невежливо.
— Хотите поехать на Тюремный остров? Хотите поехать на восточное побережье прямо сегодня? А может, в Нангви? Хотите такси?
Ты бежал вверх по улице Кеньятта и не мог найти и секунды покоя около садов Джамьятти, откуда лодки уходили к Тюремному острову, к его коралловым рифам и гигантским черепахам. Крейг внимательно ознакомился с путеводителями.
— Джамбо. — Голос раздался совсем рядом.
Журналист украдкой осмотрелся, запрокинув бутылку пива и сделав пару глотков. Местный подросток подошел к молодой англичанке со светлыми волосами. Девушка застенчиво улыбнулась, зазывала сел рядом с ней.
— Солнце заходит, — сказал он, и она посмотрела вдаль, на океан. Светило тонуло в облаках. — Вы не хотите съездить на Тюремный остров завтра? — спросил африканец, вытаскивая пачку сигарет из кармана.
Девушка покачала головой:
— Нет. Спасибо.