Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Порядочек! — удовлетворенный проделанной работой сказал Терещенко. — Они уже поняли, что пришла милиция! Больше буянить не будут. Верно говорю?..
Ответа не последовало, да его никто и не ждал. При-тонщики сидели хмурые и нахохлившиеся, но это Терещенко не смутило.
— Молчание — знак согласия, — констатировал он самодовольно и торжествующе.
— Отлично, — не забывал руководить операцией Василенко. — Первую партию в машину — и в опорный пункт. Паромов останется там с ними, а ты, Виктор, сюда за остальными, я их покараулю, чтобы не разбежались,
Всех за два захода (за один раз в УАЗике не поместились) доставили в опорный пункт, в том числе и Барона, приведенного в чувство с помощью нашатыря и нескольких оплеух.
«Жив, скотина! — приободрился Паромов. — Теперь другим расскажет, как прыгать на участкового с бритвой. Надеюсь, урок не пойдет впрок».
В опорном пункте Василенко, без лишних церемоний, стал разглядывать доставленных.
— А вот и ты, Пармен! Давненько не виделись… — с нескрываемым удовлетворением похлопал он по плечу низкорослого, вертлявого мужичонку, руки которого были густо «расписаны» татуировкой.
И Паромову тихонько:
— В розыске за разбой… Уже неплохой улов…
— Отлично. Компенсация за мои волнения…
— А где же твоя сестра Пармениха? — вновь обращаясь к Пармену, весело и ласково проворковал опер.
Пармен предпочел промолчать.
— Да вот же она, красавица писаная! — смеется опер и жестом руки указывает в сторону полноватой, неопрятно одетой женщины. — Что молчишь? Может не рада свиданьицу?!!
Женщина, несмотря на то, что была пьяна, хорошо понимала, что речь идет о ней. Радости это ей не прибавило. Она низко опустила голову.
— Вижу: не рада. А я рад. Еще как рад, — балагурил опер. — Месяц бегал за вами, ноги бил — и все впустую. А сегодня — раз, и оба… Отбегались, голубчики, отграбились, милые… Теперь — к хозяину на нары, и вместо борматухи и иной сивухи — баланда казенная…
Это, мент, доказать надо, — пьяно икнула Пармениха. — На понт не возьмешь…
Василенко торопился в отдел и от дальнейшей «дискуссии» воздержался.
Жаль, время поджимает. Надо в отдел. А то бы остался побеседовать со старыми знакомыми… — посетовал он. — И с незнакомыми — тоже. Пармена с сестрой забираю. В отделе их ждут, не дождутся! Ты тут справишься? — проявил он беспокойство.
— Справлюсь. Теперь справлюсь… Спасибо за помощь.
— Спасибо в карман не положишь и на зубок не попробуешь. Надо что-нибудь посущественнее, — пошутил опер.
— Пиво за мной!
— Тогда — пока!
Василенко уехал, а Паромов стал «знакомиться» с доставленными, проверяя названные ими данные о личности через КАБ. Барону вызвал скорую помощь.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес, род занятий, прозвище…
И снова: фамилия, имя, отчество…
Злость и ожесточение прошли, даже по отношению и к Барону. «Материал» был ценный. Все — судимые. По разным статьям и к разным срокам. Почти никто из доставленных не работал.
«Есть с кем и над чем
Пришел Подушкин.
— Это что за столпотворение Вавилонское? Николай, ты что, весь поселок решил в опорный собрать?
— Не-е-е! Только из квартиры Куко, — ответил за Паромова Терещенко.
И стал рассказывать о перипетиях, произошедших в квартире Озерова.
— Ну вы даете… — покачал головой «штаб». — Поаккуратнее надо.
— Да кто же знал…
— Так думать надо…
— Задним умом мы все крепки.
Не успел Терещенко окончить повествование о своих с участковым приключениях, как подъехала автомашина «скорой помощи».
— Ничего серьезного, — осмотрев Барона, сказал врач. — В госпитализации не нуждается. Ему нужны не врач и больница, а медицинский вытрезвитель. Зря сами беспокоились и нас беспокоили.
— Извините и спасибо, — пожал Паромов врачу руку, расставаясь.
— Не за что.
— Как не за что»… За удовлетворительный результат. Переживал все-таки…
— Еще раз повторяю: зря. Больше сами не тревожьтесь и нас не тревожьте. До свидания.
— Счастливого дежурства, — от чистого сердца пожелал ему Паромов.
Работа медработников «скорой помощи» чем-то была родственна работе участковых инспекторов милиции. И тех, и других вызывали, когда беда стучалась в жилище. И тем, и другим приходилось ковыряться в крови и человеческих гнойниках. И тем, и другим вместо слов благодарности чаще приходилось выслушивать упреки и нарекания, что не спасли, не поставили на ноги, не привели в подобающий вид… И те, и другие не были богами, чтобы всех и всегда оградить от бед, горя и слез.
Врач ушел, «скорая» умчалась, а в опорном пункте жизнь шла своим чередом.
— Ну что же, гражданин Речной, давайте все-таки по-знакомимся с вами, — введя в кабинет участковых худощавого, лет сорока, с удлиненным прыщеватым лицом и бегающими глазками, мужчину, сказал Паромов. И на публику: — Из-за вас, из-за вашего нерадушного приема весь сыр-бор… Придется на всех протоколы составлять — и на сутки за хулиганство и сопротивление представителю власти… А ведь хотел просто познакомиться… Без скандалов и протоколов.
С момента доставления нарушителей в опорный пункт прошло около трех часов. У многих доставленных хмель почти прошел, и они чутко прислушивались к сказанному как участковым, так и их друзьями. «Держат ушки на макушке, — знал Паромов, — поэтому маленький спектакль тут не помешает».
— Ну, что скажете, гражданин Речной?
— А я что? Я ничего… — мямлил Куко, мимикой лица и движением глаз показывая на открытую дверь кабинета. — Ну, выпил за освобождение… Так все выпивают…
— Да речь не о том, что выпил, а о том, что друга своего Барона под статью подвел: покушение на жизнь работника милиции и дружинника при исполнении ими служебных обязанностей…