Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Когда пурга кончилась, Струмилин пошел гулять. Он лазал по торосам, рассматривал медвежьи следы и жалел, что охота на медведей запрещена: следов было много, все они были свежие, не иначе как ночные.
Потом они приготовили на газовой плитке обед, выпили спирту, и Струмилин, забравшись в мешок, лег спать. Он любил спать на снегу: после такого сна он чувствовал себя помолодевшим.
Вернувшись, Струмилин первым встретил Богачева.
— Павел Иванович, ключ от замка у вас?
— Да.
— Дайте, пожалуйста, а то
— Бегите скорей.
Богачев быстро вернулся и высыпал на стол несколько фотографий. Струмилин сидел рядом и читал газету. Краем глаза он увидел среди фотографий большой портрет Леваковского.
— Собираете фото полярных асов?
— Нет. Просто Леваковский — мой отец.
Глава II
Женя уезжала на пять дней за город: на натурные съемки. Май выдался на редкость жаркий. Небо с утра становилось желтым и душным. Ветра не было. Работать на съемочной площадке приходилось по восемь часов без отдыха. Рыжов торопился и нервничал. Поэтому сразу же после утомительных съемок шли в дома, снятые у колхозников, и ложились спать.
Отпирая дверь московской квартиры, Женя думала только о том, как она сейчас залезет в ванну и отмоется от сухой пыли. Но, открыв дверь, она замерла в изумлении: весь пол рядом с прорезью для корреспонденции был завален бланками радиограмм. Сердце ухнуло и забилось рывками, глухо.
«Папа! — пронеслось в мозгу. — Что-то случилось с папой!»
Каждый раз, провожая отца в Арктику, Женя боялась за него и всегда с затаенным страхом ждала весточек. Отец посылал радиограммы довольно редко. Он всегда говорил: «В Москве легче попасть под машину, Жека, чем угодить в беду в Арктике. Я же знаю ее на ощупь, как свой письменный стол. И даже немного лучше».
Женя медленно подняла с пола первую попавшуюся под руку радиограмму и, прежде чем распечатать ее, долго стояла, переводя дыхание. Потом она резко вскрыла радиограмму.
«А сегодня солнце синее. Небо красное. А льды голубые. И мне до того хочется видеть вас, что в пору выть. А вы даже ни разу не послали мне ответа. Богачев».
Женя ничего не поняла, а потом прочитала текст радиограммы еще раз.
— Чушь какая-то, — сказала она вслух.
Она посмотрела адрес — правильно. Фамилия адресата — тоже. Женя подняла следующую радиограмму. Распечатала ее.
«Сегодня мы летели на Чокурдах, и я видел двух медведей на льду. Они тоже увидели нас, и остановились, и смотрели на нас, задрав морды. Богачев».
Женя улыбнулась. Подняла еще одну радиограмму.
«Через неделю у меня день рождения. Мне будет двадцать пять. Я бы мечтал отпраздновать его в „Украине“ вместе с вами, как в последний день перед отлетом. Богачев».
Женя нахмурилась, вспоминая.
«Боже мой, так это же тот медведь, с которым я танцевала тогда! Почему он в Арктике? И почему летает? Ничего не понимаю!»
Женя стала поднимать радиограммы одну за другой. Десять было от Богачева. Одна от отца.
«Жив, здоров, Жека. Целую тебя. Будь молодцом и не хандри. Привет тебе от Богачева. Отец».
Женя засмеялась.
«Это наваждение, — сказала она себе и пошла в ванну, — папа тоже о нем».
Женя лежала в ванне и перечитывала радиограммы Богачева. Сначала она смеялась, а потом стала вспоминать Богачева. Он представился ей каким-то необыкновенно высоким и сильным. Лица его она не запомнила. Просто ей виделся высокий и сильный человек, но отчего-то все время со спины.
Женя намылила голову шампунем. Она промывала волосы и продолжала думать о человеке, который засыпал весь пол в передней радиограммами. Ей было приятно думать о нем. Так ей было спокойней — думать о нем сейчас.
Во время натурных съемок, после ночной смены, уже на рассвете, в дом, где остановилась Женя, пришел Ника. Он сел к ней на кровать, нагнулся к ее лицу и поцеловал в висок. Женя проснулась.
— Кто? — спросила она испуганным шепотом.
— Я.
— Зачем ты пришел?
— За тобой.
— Уходи отсюда, Ника, мне не хочется, чтобы ты был тут.
— Почему? — тихо спросил Ника и сильно обнял ее.
— Потому, что ты трус. И мне сейчас смешно. А это очень плохо, если смешно, когда обнимает мужчина.
Ника обнимал ее все крепче. Потом, тяжело дыша, он стал целовать ее в грудь.
«Сейчас я разбужу хозяина, — подумала Женя, — будет очень стыдно».
Она попробовала оттолкнуть Нику, но он не выпустил ее из рук. У него были не сильные руки, но очень цепкие. Он снял с нее простыню и лег рядом.
— Ну прости меня, прости, Женечка, — шептал он, — я больше никогда не буду, никогда…
Ей было все время противно, а сейчас, после его слов, стало смешно. И Женя рассмеялась. Он замер на секунду, а потом рывком встал.
Женя продолжала смеяться.
— Что, истерика? — спросил Ника.
— Да нет, — все еще смеясь, ответила Женя, — просто мне очень смешно.
Ника пошел к двери. Женя смотрела ему вслед, уже перестав смеяться, но ей было очень смешно, и внутри все тряслось от сдержанного смеха.
«Сейчас я возьму реванш еще раз, — решила Женя. — Очень нехорошо издеваться над человеком, но он трус, и к тому же еще слабенький».
— Куда же ты уходишь? — шепотом спросила Женя, когда Ника открыл дверь.
Он замер у порога, а потом, осторожно прикрыв дверь, быстро пошел к ее кровати и снова сел на край. И Женя снова рассмеялась ему в лицо. Она увидела, как у него под кожей щек заходили желваки. В рассветных сумерках его худое, тонкое лицо казалось измученным и сильным.
— Ты… ты… ты, — говорил он, задыхаясь, — ты ведешь себя, как… как гетера!