Антология современной польской драматургии
Шрифт:
ЭДМУНД. Но не думай, что тебе это сойдет с рук. Отработаешь эту корзинку на ремонте костела. Буду платить тебе как обычному работнику — четыре пятьдесят в час.
БОГУСЬ. Шесть.
ЭДМУНД. Пять. По рукам?
БОГУСЬ. Ладно. Идет.
ЭДМУНД.
БОГУСЬ. Заварите три чашки.
ВИКТОР. Добрый день. (Садится за стол.)
БОГУСЬ. Ты живой?
ВИКТОР(кивает). Надеюсь, ребра они мне не сломали. Господи, живот…
ЭДМУНД. Я вызову «скорую».
ВИКТОР. Не надо. (Поднимает свитер и майку, достает из-за пояса книгу и кладет ее на стол.) Броневский в очередной раз спас мне жизнь. Избранное.
ЭДМУНД. Наложить повязку?
ЭДМУНД. Тогда уберите руку. Вы же не ребенок. (Промывает ему рану.)
ВИКТОР. А вы в этой ризнице один?
ЭДМУНД. Один.
ВИКТОР. Что, и хозяюшки никакой нет?
ЭДМУНД. Как вам не стыдно! Я вас выставлю, и все дела.
ВИКТОР. Да ладно. Мы же взрослые люди. Я всегда ломал голову, как можно жить с сознанием того, что тебе нельзя этим заниматься.
ЭДМУНД. Живу с Божьей помощью, спасибо.
БОГУСЬ. Хочешь кофе?
ВИКТОР. Целибат — это зло в чистейшей форме.
ЭДМУНД. А Броневский был сталинистом.
ВИКТОР. Насколько я помню, в Евангелии нет ни слова о целибате. Я читал, что запрет этот был введен, чтобы уберечь богатство Церкви от женатых священников…
ЭДМУНД. Вы это читали в лживых коммунистических книжонках.
ВИКТОР. Может, и лживых — отчасти, но уж точно не лишенных экспрессии. Надо пользоваться разными источниками, знакомиться с разными точками зрения и постигать разные правды.
ЭДМУНД. Вы уж простите, но у меня правда одна. Либо она есть, либо ее нет. Как в компьютере — или ноль, или единица.
ВИКТОР. Жизнь — это не система ноль-один. Даже в костеле. Однозначных решений в ней нет. (Снимает повязку.)
ЭДМУНД. Жжет?
ВИКТОР. Уже сожгло. Спасибо.
ЭДМУНД. Пожалуйста.
БОГУСЬ(Эдмунду). А почему вас на районе называют «Секретным агентом»? Расскажите, что произошло в Африке.
ЭДМУНД. Нашел время.
ВИКТОР. Вы были в Африке? С удовольствием послушаю.
ЭДМУНД. Да не захотите вы это слушать, я уверен.
ВИКТОР. Хочу. Мы хотим. Правда, Богусь? Мне интересно. Я весь внимание.
ЭДМУНД(поколебавшись).
ЭДМУНД. Я был миссионером в Конго, в маленькой горной деревушке. В начале войны мимо проходили беженцы из соседней Руанды. Почти все они умерли в тех местах. Женщины, дети, старики — и никаких могил. Большинство тел съедали ночью звери. Ужас. На территории нашей миссии боев не было, но бои шли совсем рядом, и мы оказались отрезаны от источников снабжения. Ни продовольствия, ни бензина, ни лекарств. Не для нас — для прихожан. Ситуация с каждым днем ухудшалась, и нужно было эвакуироваться. Я остался охранять миссию, а викарий сел в машину и поехал по единственной дороге, на которой не шли бои. Его не было два месяца. Как потом выяснилось, он попал в плен и его чудом не расстреляли. У нас через пару недель начался голод. Я к тому времени пробыл там уже два года, поэтому, как местный житель, ел что попало и как-то держался, но через месяц заболел лихорадкой, очень тяжелой. Когда я уже не мог ходить, лег и стал готовиться к смерти. Это продолжалось неделю, не так уж долго, но на шестой день ко мне пришел Он. Он выглядел точно так же, как на картинках, которые давал мне ксендз, приходивший к нам в дом в канун Рождества, когда я был маленьким. У Него была борода, голубое одеяние и горящие глаза. Он смотрел на меня этим огнем. И когда я открывал глаза, Он на меня смотрел. И когда закрывал — Он на меня смотрел. Это был не сон и не болезнь. Он пришел ко мне. Светлый и сильный. Потом стал удаляться, меркнуть. Вечером я перестал Его видеть, вечером я перестал видеть вообще… Я ослеп. Через два дня вернулся викарий, дал мне лекарство. Потом еще две недели я возвращался к жизни.
ВИКТОР. Он что-нибудь сказал?
ЭДМУНД(кивает). «Возвращайся на городские окраины».
ЭДМУНД. Возвращайся на городские окраины.
ВИКТОР. По-польски?
ЭДМУНД. Он — Бог. Он все может.
ВИКТОР. И что потом?
ЭДМУНД. Месяц спустя я вернулся в Польшу.
ВИКТОР. Сославшись на это?
ЭДМУНД. Мне до сих пор не верят. Думают, я сошел с ума.
ВИКТОР. Звучит как богохульство.
ЭДМУНД. Но это произошло на самом деле, это было, я это пережил.
ВИКТОР. То есть Он — поляк.
ЭДМУНД. Я, кажется, предупредил: один смешок…
ВИКТОР. Прошу прощения. Но это самая большая чушь, какую я только слышал в жизни.
ЭДМУНД. То есть, по-вашему, Бога нет?
ВИКТОР. Разумеется, нет. Как и рая, ангелов, святых. Позвоните Гагарину, он расскажет, что там и как. Нет, не думайте, что я подвергаю сомнению смысл вашей работы. Я очень уважаю ксендзов, потому что они выполняют важную социальную миссию, особенно в таком районе, как этот.
ЭДМУНД. Вон из моего прихода. Ты не достоин быть моим гостем.
ВИКТОР. А, аргументы закончились.