Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
То мироощущение, согласно которому распятие Христа является повторяющейся и извечной жертвой, даже самим воплощением идеи жертвенности, было присуще Есенину уже с самого начала его творческого пути. Причем необходимость принесения в жертву, настоятельная обреченность усугублялась его личным мировидением: Богородица изначально знала, что ее сын будет распят (так в Библии), и распят вновь и вновь (так у Есенина – в стихотворении «Не ветры осыпают пущи…», 1914):
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста» (I, 44).
Есенинские и народные обозначения божественного и обычного ребенка
В поэзии Есенина обнаруживается целый пласт обозначений божественного ребенка, причем некоторые лексемы или словесные обороты оригинальны и присущи только поэту: Святой младень, Пречистый Сын, Превечный Сын, младенец Иисус, отрок солнцеголовый, нежный отрок в голубином крыльев плеске . Необычно обозначение божественного младенца как « пелéганец » – дериват от «пелéгать» (‘лелеять, воспитывать’): «И шумнула мать пелеганцу : “Ой ты, сыне мой возлюбленный…”» (II, 199, 461 – «Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, цвете Троеручице, о черном идолище и Спасе нашем Иисусе Христе», 1912). В связи с божественным ребенком интересно узнать, как обрисована Есениным его мать, какими обожествляемыми и земными чертами она наделена. В разных произведениях Богородица (там, где она изображена вместе с сыном) названа возлюбленной Матерью ( Мати – в им. пад.), Девой-Русью, Светлой девой, Божьей Матерью .
В народе существует подразделение всех детей по возрасту и используется соответственная терминология. Согласно «Словарю современного русского народного говора» (М., 1969), в д. Деулино Рязанской обл. и р-на в ХХ веке бытовали следующие наименования для подрастающего поколения: подсóс и подсóсок – грудной ребенок или детеныш животного, который еще питается молоком матери; двойные дéти – дети в семье от данного брака и от первого брака одного из супругов; тройные дéти – дети в семье от данного брака и от первых браков обоих супругов; детьвá – детвора; тварня – детвора; ребятёжь – дети, парни; мáлый – как небольшой по возрасту, малолетний, так и молодой человек, парень; жадóбка и мой жадóбный – ласковое обращение, чаще к ребенку; малинка и малиночка – ласковое обращение к кому-либо, чаще к ребенку («Ой, ты майá м’йлка, майа мал’йнка, н’инаhл’áтка – éтъ р’иб’онка так завут’»); нéслуш и неслушник – непослушный человек, чаще о детях; пáрень – неженатый молодой мужчина, юноша; молокосóсина – молодежь (неодобрит.); дéвка – как девочка, дочь, так и девушка, незамужняя женщина; девнина – девушка (экспрессивно; «Кадá бал’шáйъ д’éфкъ прайд’éт’, толстъйъ, йéта скáжыш: во давн’йнъ прайд’éт’… а на мáл’инк’ийу н’ъ скáжыш…»); девьё – девушки; няня – старшая сестра; нянёка – ласковое обращение к няне; безгодóвый – не достигший необходимой для чего-либо возрастной нормы (примеры о свадьбе и призыве в армию – «Анá зáмуш-та выход’йла б’изhадóвайа, мъладáйа», «В áр’м’ийу н’а вз’áл’и, а он жан’йлс’а б’изhадóвай»); пáря – обращение к лицу мужского пола. Востоков в 1890 г. записал «Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения», среди которых имеется одна с образом ребенка: «Языком творец, а делом малéц» [518] .
Интересно ироническое словоупотребление термина «малый» – в значении повзрослевшего, но воспринимаемого глуповатым, как бы не выбравшимся из детства человеком, – подмеченное Есениным в народе:
Такой отвратительный малый,
А малому тридцать лет
(III, 162 – «Анна Снегина», 1925).
Народное понимание того жизненного этапа, когда применима и широко употребительна лексема «малый» в прямом смысле, отражено в «Поэме о 36» (1924) Есенина в строках:
Был еще глуп
И мал.
И не читал еще Книг (III, 146).
Вернемся к рязанским диалектным наименованиям детей. М. Ф. Трушеч-кин (1901–1992), уроженец с. Б. Озёрки Сараевского р-на, вспоминал названия « чáдо » и « отрок ». Его жена и односельчанка М. И. Трушечкина (в девичестве Бузина, 1907–1982) употребляла в качестве неодобрения синонимичные термины « питиньё » (также зафиксировано в д. Деулино) и « нал Н за », обозначавшие понимание непослушных детей как обузы. В повести Есенина «Яр» (1916) встречаются два обозначения детей – « шалыган » и « обуза » (как имя собирательное о нескольких детях): «На пятом году хозяйничанья Афонька поехал к сестре взять к себе на прокорм шалыгана Кузьку. // Мать Кузькина с радостью отдала его брату; на ней еще была обуза – шесть человек» (V, 34).
В д. Инкино Касимовского р-на подростков называют « пацанята ». [519] Москвичка Л. В. Родионова, около 40 лет, чьи предки родом из с. Смолеевка Ухоловского р-на, называет свою младшую дочь-дошкольницу « малявкой ». А. И. Титов (1929–2004), житель с. Константиново и дальний родственник Есенина, в обращении к младшей по возрасту женщине (девушке) именовал ее «малёнкой». [520] Девушки-подростки из соседнего с. Кузьминское пропускают события небольшой давности сквозь призму детского возраста: «Когда я была малáя …» (наша запись 2005 г.).
В. С. Чернявский вспоминал о есенинском словечке, обозначающем младенцев: «…не собрался посмотреть мою новорожденную “ляльку” (так он издавна называл маленьких детей)…». [521]
С народными терминами двойные дéти и тройные дéти соотносится литературное понятие сводных детей , которое запечатлено в переносном (оценочном) смысле в «Стансах» (1924) Есенина: «Быть настоящим, // А не сводным сыном // В великих штатах СССР» (II, 135).
Детская возрастная терминология и проблема сути возраста
Есенин употребляет в своем творчестве всевозможные лексемы (см. их перечни выше и ниже), однако ему не менее важно разрешение проблемы о сути возраста, о возрастных возможностях личности. Есенин задается вопросом: может ли ребенок быть мудрее взрослого? И приходит к выводу, что «мы должны ясней изучить свою сущность, проверить себя не по годам тела, а по возрасту души, ибо убеленный сединами старец иногда по этому возрасту души равняется всего лишь пятнадцатилетнему отроку, которого за его стихи Феб приказал выпороть» (V, 204; тут аллюзия на начало «Эпиграммы» А. С. Пушкина, 1829). И Есенин переносит свои наблюдения над возрастом на творческий процесс: «Жизнь образа огромна и разливчата. У него есть свои возрасты, которые отмечаются эпохами» (V, 21).
Но и личностные рассуждения, отправной точкой которых стали народные понятия «девка/парень на возрасте», «войти в возраст», также присутствуют в творчестве Есенина: «Теперь года прошли , // Я в возрасте ином » (II, 124 – «Письмо к женщине», 1924); «Что я на этой // Лучшей из девчонок, // Достигнув возраста , женюсь» (II, 161 – «Мой путь», 1925; см. также главу 1). Младшая сестра Александра Есенина привела пример подобной возрастной терминологии, бытовавшей в с. Константиново: «Работая <на сенокосе> у всех на виду, нужно показать себя в работе ухватистой, особенно девкам на выданье ». [522]
Однако возрастная градация по периодам взросления ребенка хороша только в прямом смысле (а именно – применительно к детям), в переносном же понимании она равносильна оскорбительному отождествлению замершего в своем развитии взрослого с несмышленым дитятею. Так, в незавершенной статье «О Глебе Успенском» (1915) Есенин писал о недооценке народниками самосознания и проявлений самостоятельности у крестьянства: «Для них крестьянин – это ребенок, которым они тешатся, потому что к нему не привилось еще ничего дурного» (V, 234).