Антропологические традиции
Шрифт:
Траектория развития социокультурной антропологии в последнюю четверть века в действительности пошатнула принцип четырех областей, и по поводу самой идеи «общей антропологии» уже давно существуют разногласия. Эти разногласия, которые пока лишь изредка приводили к реальным внутрикафедральным расколам, до сих пор предпочитается улаживать (чаще по профессиональным соображениям, реже — из ностальгических мотивов, но и в тех, и в других случаях, как правило, присутствует элемент сентиментальности). Риторика «общей антропологии», как ни странно, продолжает настойчиво сохраняться даже в дискурсе самой социокультурной антропологии. Но дело, конечно, в том, что именно социокультурным антропологам труднее всего примирить свои растущие амбиции с тем, что публика (как научная, так и ненаучная) продолжает видеть в них экспертов по «примитивному»,
Одним словом, публика до сих пор воспринимает социокультурную антропологию такой, какой она была половиной столетия ранее. Риторика «общей антропологии» только усиливает тенденцию такого восприятия. Но в гораздо большей мере проблема восприятия социокультурной антропологии как в научном, так и в ненаучном мире состоит в том, что социокультурные антропологи до сих пор не смогли внятно озвучить (как для других, так и для самих себя) те перемены в собственных поисковых стратегиях, которые отражают перемены, уже пришедшие de facto в практику этнографических полевых исследований за период с начала 1980-х годов.
Проблема, таким образом, заключается в том, что социокультурные антропологи, научившиеся компетентно выступать против предубеждений и стереотипов в современном американском обществе, все равно воспринимаются этим обществом преимущественно как знатоки «других» культур (чаще всего далеких и экзотических). Общественная легитимность социокультурной антропологии покоится на понятии о том, что она занимается именно таковыми. Но будущее социокультурной антропологии связывается самими учеными с иной исследовательской программой — программой, в выполнение которой они уже активно включены, но четкое определение и рефлексивное обоснование которой они еще не дали. На самом деле момент пересмотра и переутверждения внутридисциплинарных положений, которые могли бы конкретно означить место дисциплины как в сфере общей антропологии, так и в обществе, еще не наступил, хотя, казалось бы, он близок. Однако его приближение, как ни странно, пытаются искусственно замедлить по политическим причинам и сентиментальным поводам. Это — тот самый «двойной зажим», который характеризует сегодняшнюю социокультурную антропологию в США.
Неконформистские тенденции, направленные против догматизма официальной антропологии, стали возникать уже в 1960-х годах и даже раньше. Антропология была составной частью системы колониализма и не могла укрыться от наследия этого прошлого в ее настоящем. Позитивистский язык, характеризовавший академическую антропологию, не согласовывался с характером полевых исследований, что стало особенно очевидным после нашумевшей публикации дневников Б. Малиновского в 1967 г. Узко понимаемая идея культуры стала видеться плохим и несовершенным стимулом для дальнейших исследований. Словом, антропология была достаточно самокритичной и скептически настроенной дисциплиной задолго до 1980-х годов.
Специфичность 1980-х годов состояла в том, что в это время многие дисциплины — особенно гуманитарные, такие как история и литературоведение, — в поисках общественно значимой роли заинтересовались концепциями и исследовательскими стратегиями социокультурной антропологии. В истории и литературоведении вопрос о том, как конституируются культурные различия и как они эксплуатируются разными режимами власти, стал рассматриваться в гораздо более широкой перспективе, чем, скажем, в той же социокультурной антропологии предшествующего периода.
Незападные культуры, субкультуры этнических и социальных меньшинств стали искренне привлекать внимание ведущих исследователей в данных дисциплинах. В то же время западные общества только начали выходить из периода реакции, последовавшей за потрясениями 1960-х годов, и леволиберальное крыло академического сообщества не сразу нашло каналы для выражения своих политических позиций. Критический настрой леволиберального крыла развивался постепенно: от более или менее аполитичных постмодернистских направлений до направления культурных исследований, впитавшего в себя многое из британской марксистской традиции.
Интерес этого круга ученых, таким образом, первоначально стали привлекать не большие общественные теории, а микроисследования реальной повседневной жизни, исследования, которые могли озвучить проблемы существования тех, кто в рамках больших теорий всегда оставался анонимным субъектом, — т. е., по сути дела, этнографические исследования.
Тенденцию к отходу от глобальных схем к микроисследованиям на время нарушил, пожалуй, лишь приход социобиологии в середине 1970-х годов — направления, которое после драматического шествия по сцене социальных наук затихло, но сегодня вернулось в рамках другого направления, известного как эволюционная психология. В целом можно отметить, что текущий момент в США опять характеризуется появлением интереса к теоретическим макронарративам и крупным объяснительным схемам в сфере наук о человеке, но, за исключением той же эволюционной психологии, выделить какие-либо другие схемы, приближающиеся по значению к структурализму, марксизму или, скажем, парсоновской социологической теории в прошлом, пока что трудно.
К началу 1980-х годов эти тенденции в гуманитарных науках пересеклись с внутренними критическими настроениями в социокультурной антропологии в сфере исследования эпистемологических особенностей этнографической практики и жанровых особенностей антропологического творчества. Наиболее часто цитируемой работой в данной сфере до сих пор является сборник «Writing Culture» (Clifford, Marcus 1986) [18] , но на самом деле существовали и многие другие работы, причем корпус работ, появившийся в рамках феминистской антропологии, также внес существенный вклад в изучение данной проблематики. Интерес к переосмыслению методов получения знания в этнографической практике и методов репрезентации этого знания в профессиональном антропологическом творчестве в тот момент собрал воедино самые разнообразные настроения в антропологическом сообществе и стал своего рода катализатором процесса активных исследований во многих областях. Этот интерес стимулировал поиск новых форм антропологических исследований и привел антропологию в более тесный контакт с соседними гуманитарными и общественно-научными дисциплинами.
18
Труднопереводимая игра слов в названии: «Записывая культуру» / «Пишущая культура» (прим. пер.).
Например, через сотрудничество с литературоведением антропология открыла для себя богатый фонд критической интеллектуальной мысли французского постструктурализма. В сотрудничестве с историками антропологи обнаружили целый ряд плодотворных способов соединения этнографических исследований с исследованиями в области социальной истории. В дальнейшем комплекс исследований в рамках так называемой «постколониальной критики» (явившийся результатом деятельности главным образом историков и литературоведов южноазиатского происхождения, работавших в университетах США, Великобритании и Австралии) оказал огромное влияние на формирование того, что сегодня уже считается стандартными исследовательскими направлениями социокультурной антропологии США.
В тех же 1980-х годах стал наблюдаться рост интереса к новым — более реалистичным и менее официозным и формалистским — исследованиям в области истории антропологии и историографии. Важность реалистичного, не формалистского взгляда на историю дисциплины в нашей области исследований трудно переоценить (причем даже трудно сказать, кому такое знание важнее — студентам и аспирантам или самим преподавателям). Появление корпуса замечательных работ в данной области, вдохновителем которых во многом был Джордж Стокинг, сыграло существенную роль в освобождении антропологии от ряда стереотипов и комплексов, которые в той или иной мере мешали ее развитию, ибо эти работы внесли значительный вклад в процесс разоблачения (или лучше было бы сказать «демистификации») тех авторитарных механизмов воздействия в этнографическом сообществе, которые нередко отражались на процессе развития дисциплинарных парадигм и схем знания. Эти работы позволили понять многое о том, почему дисциплина сегодня развивается так, как она развивается.