Антропология экстремальных групп: Доминантные отношения среди военнослужащих срочной службы Российской Армии
Шрифт:
Фаллический силуэт патрона — частый знак армейских татуировок, который используют «партачные мастера» в качестве художественных виньеток татуирования группы крови на левой половине груди или на плече. В современной армии это не жизненная необходимость и даже не мода, но знак инициации: духи не имеют права делать татуировки.
На то они и духи, им даже группа крови не положена. Только инициированные мужчины могут обозначать свой статус группой крови, вписанной в фаллический снаряд, радуясь обозначенной социальной потенции не меньше, чем физической.
К другому виду инициационных татуировок относятся знаки родов войск в композиции с изображениями характерных для них видов коллективного оружия: танки, БТРы, субмарины и т. п. — именно символ материнского укрытия, о котором пишет Левинсон.
Социальная значимость татуировок в армии, их семиотическая близость к архаическим образцам отражают парадигму сознания, связанную с идентичностью. «Таким образом происходило „переоформление“ натурального человеческого облика в изобразительный символ племенной мудрости», — пишет Н. В. Полосьмак о другом времени, другой культуре, других татуировках, но это замечание справедливо по отношению к любым временам, культурам и татуировкам.{91} В данном случае различие между ними заключается лишь в том, что на тело древнего воина наносится образ тотемного предка, а на тело современного — эмблема рода войск. Дело не в эмблемах. Важно то, что современный воин бессознательно испытывает ту же потребность, что и древний, — потребность обозначить идентичность неким метазнаком силы, и удовлетворяет ее точно так же — покрывая знаком тело. Тело — первый знак идентичности.
В этом проявляет себя сама сущность человека — «переоформлять» собственную природу в смысловом метапространстве знаков и символов. Поэтому смысл добровольного клеймения человеком своего тела в армии такой же, как и у первобытных народов. Он раскрывается в семиотическом значении рисунков — знаков экспансии и идентичности. Семиотика самого акта татуирования может рассматриваться в парадигме инициации: слияние тела вчерашнего неофита с субстанцией, питающей его духовную сущность.
Все это напоминает первобытные мужские инициации, имеющие целью ритуально обозначить переход неофита из половозрастной группы «женщины и дети» в статус полноценного, готового к брачной жизни мужчины, для чего надо выполнить ритуал, сопряженный с физическим и/или психическим страданием. За пределами ритуала знаки идентичности инициированного мужчины функционируют как блоки информации о нем и репрезентации его статуса.
Символизм волос: статус, подавление, протест
Универсальная семиотическая парадигма волос в мировой культуре состоит в проявлении природной стихии роста, которую человек, устанавливающий отношения с миром по принципу системного порядка, стремится как-то регулировать. Прическа и причесывание символизирует подчинение природных начал в человеке культурным стереотипам и нормам. Поэтому так психологически действенна магия волос и поэтому образы колдуна, ведьмы и других им подобных персонажей коннотируют с представлениями о непокрытой голове, с нестрижеными, не заколотыми, распущенными или не оформленными в прическу волосами. Причесывание в религиозном сознании имеет значение ритуального акта по установлению контроля над стихийным проявлением магической силы. С этим связан распространенный в мифах и сказках народов мира сюжет: герой спасается от демонов при помощи гребешка. Пример из христианства — пострижение в монахи.
Волосы понимаются как символ жизненной силы, проявляющий присутствие стихии в человеке, которую следует упорядочить согласно традициям данного общества и положению человека в обществе. В определенные периоды жизни положение человека в обществе меняется, меняется и его прическа, которая есть знак социального статуса личности в ее принадлежности к своей группе. В тех обществах, которые консолидируются культом жизненных сил, — у сикхов, назареев, воинов древней Спарты и многих других, — стричь волосы считалось недопустимым.
В любой культурe социальный контроль начинается с того, что предписывает личности правила оформления собственных волос, которые обоснованы в мифологии. Это знак принятия личности в качестве полноценного члена, который во многих традиционных культурах заложен в основание переходных ритуалов. Ритуалы обрезания волос в день рождения трехлетних детей сегодня, к примеру, проводятся в Туве. Члены рода отрезают пряди волос ребенка, принимая в свой круг нового человека. У тайских народов манипуляции с волосами также составляют суть переходных обрядов, и пучок волос, который формируется у неофита в результате ритуальной стрижки, называется кхуан — «жизненная сила».
Представления о форме причесок и длине волос отражают нормы и девиации в каждой конкретной культуре и являются маркером социальной идентичности. Нормальная прическа символизирует принятие общественных норм. Радикальный подход к оформлению волос, от их полного уничтожения до полного невмешательства в процесс естественного роста, символизирует социально экстремальное состояние личности в спектре от полной подчиненности до полной свободы.
Прическа — это знаковый визуальный код индивида в его отношении к норме, позволяющий определить степень девиантности отдельной личности (панка, хиппи, наци и т. п.), или же аномальности ситуации предусмотренной культурой (обрезание волос в случае траура).
То же самое можно сказать о прочей растительности на лице. В античном мире одним из стереотипных компонентов, из которых складывался облик добропорядочного гражданина, была аккуратность его прически и выбритое лицо. Борода и длинные волосы считались атрибутом лиц асоциальных — варваров и философов, они были предметом насмешек и поговорок типа: «Бороду вижу, философа не вижу», «Борода растет, голова пустеет» и т. д. Длина волос в эпоху цивилизаций определялась модой — системой выражения социальной идентичности и личностной самореализации в коде изящных пропорций.
В то же время знаком подчиненного положения личности было бритье голов. В античном мире головы брили в основном рабам. Одним из первых указов захватившей власть в Китае династии Манчьжуров стало распоряжение всем китайским мужчинам обрить головы в течение недели. В случае неповиновения — смерть. Тогда в народе родилась поговорка «спасешь волосы, потеряешь голову».
Символизм волос может служить средством социального контроля так же, как и социального протеста. Посредством причесок подчеркивают не только свой статус, принятие традиций и норм, но и свою дистанцированность от общества, и более того, конституируют собственную субкультуру. Примеров тому в современном обществе масса. В 1960-е годы хиппи отпускали волосы в знак протеста против общества. Общество их ловило и стригло, пытаясь вернуть обратно, поскольку видело в знаковых проявлениях девиантности угрозу своей целостности. Кришнаиты же, напротив, бреют головы, демонстрируя свою тотальную подчиненность, но уже не земной, а небесной власти, и говорят: «Я все отдал Кришне, даже волосы».
Мода на бритые головы с претензией на норму возникает чаще всего в периоды общественных кризисов. Все эти современные «бритоголовые», «яйцеголовые», «гопники», «скинхэды», «хаммерхэды» и т. д. — лишь знак тенденций социального кризиса и диффузии культуры индустриальных обществ эпохи глобализации. Интересно, что появление бритоголовых на улицах городов Японии эпохи Мэйдзи воспринималось культурным большинством точно так же, как и появление «гопников» в российских городах эпохи перестройки. Тогда, полтора столетия назад, японцы в адрес своей «прогрессивной» молодежи говорили: «Стукни по коротко остриженной башке, — услышишь гулкий звук „культура“ и „прогресс“».{92}