Антропология революции
Шрифт:
Основой исследования, как было сказано выше, стали устные интервью. Обычно с информантом проводится серия встреч (три или четыре) продолжительностью в среднем по два часа, на которых в свободной форме обсуждается круг вопросов, интересующих исследователя. Собранные интервью расшифровываются и прорабатываются на предмет уточнения предоставленной информации и постановки новых вопросов — после этого встречи возобновляются. Каждый информант достаточно подробно опрашивается о положении его семьи в дореволюционном и послереволюционном обществе, ее образовательном уровне, отношении близких родственников к революции и сталинским репрессиям.
Подобную информацию практически невозможно получить на основе архивных данных, и в первую очередь «личных дел», даже если бы они были доступны. Во-первых, сохранившаяся биографическая информация не дает ответа на важные для исследователя вопросы о реальном влиянии тех или иных факторов биографии на судьбу будущего работника аппарата ЦК КПСС. Например, в какой семье реально вырос мальчик, если в анкете указано, что он происходит из крестьян: действительно ли из семьи земледельцев или это сын крестьянина, ставшего через десять лет после его рождения первым
646
См. воспоминания заведующего секретариатом Управления делами ЦК (1964–1988): Берденников В. Тепло Севера в сердце моем. М.: РИФ «Рой», 2003. С. 11, 15, 17–19.
Во-вторых, вполне естественен вопрос о достоверности и полноте представленных в официальной биографии сведений. Родился ли мальчик просто в семье служащих, как указано в анкете? Или был внуком профессионального священнослужителя и сыном человека, окончившего вначале духовную семинарию и уже после революции — светское учебное заведение (что и давало ему основание учитываться в анкетах в качестве служащего)? [647]
Вопрос о достоверности представленных сведений — в связи со специфическим контингентом опрашиваемых — вполне естественен и в отношении устных интервью и публикуемых мемуаров. Нередко приходится встречаться с утверждениями, что и в этом случае человек может «написать себе любую биографию». Однако имеющийся опыт показывает, что достоверность представляемых сведений в интервью, взятых в 2000-е годы, и мемуарах, опубликованных после 1991 года, достаточно высока. Отдельный вопрос — фигуры умолчания, родственники или события, «не вспоминаемые» по тем или иным причинам. Но выяснение этих подробностей при интервьюировании, как правило, зависит от самого интервьюера. Случаев же прямой лжи о фактах своей биографии или фальсификации родственных связей мною зафиксировано не было. Вместе с тем имелось достаточно возможностей косвенной проверки предоставляемой информации — возвращение к этой же теме в последующих интервью для «расширения» прежде вскользь упоминаемых сюжетов, совместный просмотр семейных фотоальбомов и других типов документов из личных архивов интервьюируемых, проверка вероятности участия упомянутых в интервью заметных исторических персонажей в приписываемых им событиях и т. п. При подготовке этой работы к публикации сведения из приводимых в тексте цитат из интервью и мемуаров были проверены. Хотя не обо всех упомянутых в этих источниках персонажах можно было найти дополнительную информацию, не все события можно было однозначно подтвердить, а респонденты нередко допускали фактические ошибки (не слишком, впрочем, менявшие общую картину), итоги проверки оказались весьма обнадеживающими. И достоверность сообщаемых информантами сведений можно оценить как высокую.
647
Из интервью автора с консультантом, а затем заместителем заведующего отделом по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран (1972–1990) Георгием Остроумовым.
В 1960–1985 годах в аппарате ЦК КПСС постоянно работало более 1000 «ответственных сотрудников» [648] . Часть из них находились на своих постах десятилетиями, другие, наоборот, быстро перемещались из аппарата на высокие должности в других учреждениях. Точная численность сотрудников, прошедших в этот период через аппарат ЦК КПСС, нам неизвестна, но можно предположить, что она превышает 5000 человек. В рамках проекта пока мною опрошено (и/ или проанализировано мемуаров) 50 бывших сотрудников аппарата ЦК КПСС. В абсолютном выражении это не так много, но это количество, с оговорками, которые следуют ниже, позволяет говорить о наметившихся тенденциях, тем более что по мере роста количества опрошенных эти тенденции (которые первоначально были зафиксированы на группе в 20 человек) в общем и целом подтверждаются.
648
На этом этапе исследования я не включаю в число его «объектов» технических сотрудников аппарата.
Состав опрошенных и мемуаристов достаточно однороден. Это мужчины, родившиеся между 1928 и 1938 годами [649] , выросшие в полных семьях до достижения совершеннолетия (более чем в 90 % случаев), имеющие высшее, как правило, гуманитарное образование (в более чем 50 % случаев полученное в Москве) и работавшие в аппарате ЦК КПСС между 1960 и 1985 годами [650] .
В случае, если респондент поступал на работу в аппарат ЦК КПСС два раза или более, рассматривается только первое его поступление.
649
Примерно 15 % опрошенных родились между 1920 и 1927 годами.
650
Пятеро из них начали работу в ЦК КПСС еще раньше — в конце 1950-х годов.
По сфере своей деятельности в аппарате ЦК КПСС информанты в основном принадлежат к двум группам. Во-первых, это сотрудники «идеологических» отделов (пропаганды, науки и культуры) — всего 28 человек. Подавляющее большинство из них (20 человек, то есть более 40 % опрошенных и мемуаристов) работали в отделе пропаганды [651] . Во-вторых, сотрудники «международных» (международного, по связям с соцстранами и международной информации) отделов — 11 человек. Сотрудники других типов отделов — отраслевых (занимавшихся контролем за конкретными отраслями экономики) и «функциональных» (ведавших хозяйственной деятельностью ЦК КПСС и распределением кадров и ресурсов в сфере партийного и государственного управления) — пока представлены в исследовании мало (20 %).
651
Двое из них работали и в других отделах.
С идеологической точки зрения бывшие сотрудники аппарата ЦК КПСС представлены более равномерно, тремя достаточно крупными группами. Во-первых, это круг так называемых «неосталинистов» из идеологических отделов, до сих пор ориентирующихся на бывшего заместителя заведующего отделом пропаганды Ричарда Косолапова [652] . Во-вторых, относительные либералы (преимущественно «международники» и в меньшей степени сотрудники идеологических и функциональных отделов), в период перестройки входившие в «команду Горбачева». В-третьих, относительно небольшая группа русских националистов, представленная опять же сотрудниками идеологических отделов. Позиция части опрошенных (примерно 25 %) не вписывается в идеологические рамки ни одного из трех указанных направлений.
652
Ричард Иванович Косолапов родился 25 марта 1930 года в Сталинградской (ныне Волгоградской) области. Отец — ветеран Гражданской войны, в годы войны — комиссар корпуса, затем работник торговли областного масштаба. Окончил философский факультет МГУ (1955). В 1955–1958 годы — сотрудник Брянского обкома ВЛКСМ. Закончил очную аспирантуру философского факультета МГУ (1961) и преподавал на том же факультете (1961–1964). В 1964–1966 годы — сотрудник Института экономики мировой социалистической системы АН СССР. В 1966–1974 годы — лектор, консультант, руководитель группы консультантов, заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. В 1974–1976 годы — первый заместитель главного редактора газеты «Правда». В 1976–1986 годы — главный редактор журнала «Коммунист». В 1982–1985 годы входил в неформальную идеологическую группу, формировавшую консервативную (сам автор называет ее «преемственной») политическую доктрину для генеральных секретарей ЦК КПСС Юрия Андропова и Константина Черненко. Профессор, главный научный сотрудник кафедры социальной философии философского факультета МГУ (с 1986 года). В 1997 году возобновил издание Собрания сочинений И. В. Сталина, прерванное в 1951 — м. Доктор философских наук (1971). Автор ряда работ по вопросам теории и истории социализма. Лидер организации «Ленинская позиция в коммунистическом движении».
Систематизируя данные о социальном, этническом и политическом бэкграунде работников аппарата ЦК КПСС, я исходил из соображений, которые отчасти упоминались выше:
а) Принятая в СССР практика фиксации биографических данных по социальному положению родителей на момент рождения ребенка не позволяет адекватно оценить среду, в которой он вырос. Поэтому в своих подсчетах я учитывал максимально высокое место на социальной лестнице, которое занимали родители будущего сотрудника ЦК КПСС, пока он с ними жил.
б) В ряде случаев семьи родителей будущих работников аппарата ЦК КПСС жили не самостоятельно, а в составе семьи социально более успешных родственников. Например, кормивший семью дядя — офицер районного НКВД — был для племянника не менее, а часто и более значимым примером, чем отец [653] . Этот факт опять же не может быть зафиксирован в отложившихся в архивах анкетах, однако легко становится заметным при анализе интервью и мемуаров.
в) В связи с явным преобладанием среди опрошенных выходцев из среды, которая по советской классификации официально именовалась служащими, важно оказалось более подробно прописать структуру этой социальной группы. При этом я посчитал необходимым для наглядности разделить ее на служащих, наделенных той или иной административной или идеологической властью, и на служащих, таковой власти не имевших.
653
См. мемуары заведующего строительным отделом ЦК КПСС (1963–1966) Анатолия Бирюкова: Бирюков А. Я думал, что родился акробатом… М., 2004; аналогичные вещи рассказывал о себе в интервью и инструктор отдела пропаганды (1967–1987) Александр Гаврилов.
С учетом всего вышесказанного распределение работников аппарата ЦК КПСС по социальным группам предстает перед нами в следующем виде:
Распределение работников аппарата ЦК КПСС 1960–1985 годов по происхождению.*