Анубис
Шрифт:
— Я и не меряю, доктор Грейвс. И не сужу их. Я просто хочу, чтобы их уничтожили.
Печальная улыбка на губах Грейвса застыла в натянутую гримасу. Он больше не стал ничего возражать, но Могенс видел, как трудно ему сохранять хладнокровие, и окончательно удостоверился, что мисс Пройслер оказалась права: Грейвс никогда не допустит, чтобы все здесь было разрушено.
— Мне кажется, можно идти дальше, — вмешался Том. — Они ушли.
Грейвс, нахмурившись, обернулся к нему. Однако у Могенса создалось впечатление, будто он сердился не на то, что Том отважился взять на себя инициативу, а на то, что Том сказал. Когда Грейвс наконец кивнул, Могенс
— Что ж, — недовольно сказал Грейвс. — Идемте. Но будет лучше, если ты пойдешь вперед и удостоверишься, что нас действительно никто не подстерегает.
На их пути к воле земля содрогнулась еще дважды. Но толчки были слабыми, второй вообще не сильнее последнего озноба больного, перенесшего лихорадку. Из трещин больше не выползали слизняки, с потолка не падали камни. Тем не менее не только Могенс облегченно вздохнул, когда они достигли пролома в скалах, который привел их сюда. Подступ к нему не стал длиннее — не больше десяти шагов, которые они проделали так же быстро, как и прежде, — однако под конец Грейвс нервничал все больше и даже пару раз вытаскивал часы, чтобы бросить взгляд на циферблат. Должно быть, ему было больше известно о том сроке, который им отпущен, а может, это был просто-напросто страх. Могенс не стал спрашивать.
Грейвс, не мешкая, первым шагнул в пролом и исчез в царящей там тьме. Как Могенс и ожидал, мисс Пройслер снова пришлось приложить усилия, прежде чем ей с помощью ласковых увещеваний и успокаивающих жестов удалось уговорить девушку сделать шаг во мрак провала, где их поджидала не только тьма и ледяной холод. В конце концов, ей удалось преодолеть ее последнее сопротивление — причем гораздо легче и быстрее, чем опасался Могенс — и через несколько секунд они уже стояли в зале, под которой пролегал канал с баркой на его водах. Могенс не спускал глаз с темноволосой спутницы, Том тоже то и дело оборачивался, чтобы не упустить ее из виду. Теперь девушка следовала за ними послушно и даже покорно. Только ее поведение изменилось не оттого, что она стала доверять им или поняла, что ей хотят помочь. Она просто сдалась. Последней каплей был поступок Грейвса, он ее так напугал, что она не отваживалась выйти из повиновения. Но долго ли так будет продолжаться? Лучше уж оставаться начеку.
Могенс, нагнувшись, последним перешагнул порог низкого входа, который теперь еще больше напоминал пасть бесформенного чудовища, распрямился по другую сторону и заслонился рукой от резкого света неожиданно ударившего в глаза. Грейвс и Том снова зажгли свои фонари, а юноша занимался как раз тем, что разжигал лампу мисс Пройслер. Перед лицом подкарауливающих их опасностей Могенс ожидал, что Грейвс без промедления начнет спускаться вниз по лестнице, чтобы как можно быстрее добраться до барки. Вместо этого тот подошел к противоположной стене, поднял лампу и стал изучать знаки и рисунки, высеченные на ней.
— Ради всего святого, Джонатан, что ты там делаешь? — в ужасе воскликнул Могенс и замахал рукой в сторону лестницы. — Идемте скорее! Нашел время любоваться древними росписями!
Грейвс и не подумал оторвать взгляд от стены. Наоборот, он еще выше поднял фонарь, а другой рукой чуть ли не с трепетом обводил кончиком черного пальца контуры иероглифа, своими очертаниями напоминавшего помесь птицы с чем-то совершенно непонятным.
— Глупец ты, Могенс, — спокойно сказал он. — Если не теперь, то когда? Возможно, мы больше никогда не увидим этих росписей. Возможно, никто из людей их больше не увидит.
— Возможно, было бы лучше, если бы никто из людей никогда их и не видел, — съязвил Могенс.
Теперь Грейвс отвел глаза от настенной живописи, медленно повернул к нему голову и смерил долгим, полным презрения взглядом.
— Должен извиниться перед тобой, — холодно сказал он. — За то, что назвал тебя глупцом. Нет, ты хуже. Ты ретроград и невежда.
Могенс посчитал ниже своего достоинства отвечать на этот выпад. Со своей точки зрения Грейвс, возможно, был прав — но что значит точка зрения безумца? Вместо ответа Могенс просто пожал плечами и спросил:
— Теперь можем идти?
— Еще минуту, — сдержанно ответил Грейвс. — Надо сделать хотя бы снимок. Слава богу, что я велел Тому захватить с собой оборудование.
— Снимок? — Могенс чуть не потерял дар речи.
Неужели этот сумасшедший на полном серьезе думает, что они станут спокойно ждать, пока Том будет распаковывать камеру, устанавливать ее и делать все долгие необходимые приготовления ради того, чтобы сделать со стены снимок? Могенс мало разбирался в фотографии и еще меньше интересовался ею — но он видел, как это делается, и мог сообразить, сколько на это требуется времени. Времени, которого у них не было.
Грейвс, похоже, предугадал его возражения, поскольку предупредительно поднял руку, чтобы прекратить прения.
— Не беспокойся. Это займет не больше двух-трех минут. Я предполагал, что у нас будет мало времени, и распорядился заранее все приготовить. Тому надо только установить камеру. Дай ученому миру и всему остальному человечеству шанс бросить хотя бы один взгляд на это.
«Даже если этот взгляд будет нам стоить жизни», — подумал Могенс. Но странно, у него язык не повернулся, чтобы возразить. Помимо страха, было в нем что-то еще, что отдавало должное правоте Грейвса. Это всего лишь снимок, который не может повредить. Но может быть очень важен.
Грейвс правильно истолковал его молчание и нетерпеливым жестом подстегнул Тома:
— Слышал, Том? Ставь камеру. Да побыстрее.
— Вы рискуете нашими жизнями ради фотографии? — не поверила мисс Пройслер.
— Некоторые рискуют нашими жизнями ради одной помешанной, которая проведет остаток своих дней в дурдоме, — со злобой буркнул Грейвс, даже не глянув в ее сторону, а все свое внимание снова обратив на стену. — Это фантастика! — прошептал он. Его голос дрожал от благоговения, а в глазах горел огонь восторга, который испугал Могенса. — Только теперь я понял. Если бы знать это раньше!
— О чем ты говоришь? — спросил Могенс.
Он не собирался этого делать. Все в нем кричало, что лучше помолчать, чтобы случайно не задать последнего, может быть, решающего вопроса, который окончательно сбросит этого неуравновешенного человека за ту тонкую грань, на которой он балансирует с момента их спуска под землю. И тем не менее он уточнил вопрос, на который Грейвс не счел нужным ответить:
— Что ты хотел бы знать раньше?
— Эта картина, — Грейвс начал отчаянно жестикулировать рукой. Лампа в другой руке закачалась, и свет, заплясавший по фреске, пробудил изображения на ней к таинственной жизни. — Это не просто картина, Могенс! Это карта! Карта их родины!