Анубис
Шрифт:
— В то время когда ты убивался от жалости к самому себе, я пытался разгадать загадку! Я искал их, Могенс, и я их нашел! — Внезапно он яростно махнул в сторону кладбища, его голос взвился: — Они не только здесь, Могенс. Они повсюду! Не только тут и в Гарварде, не только в Штатах, а по всему миру. Везде, где покоятся мертвые — там они! Они питаются мертвечиной, Могенс. Наши кладбища для них кормушка! Я пока не знаю точно, что они такое и откуда они появились, но я знаю, что они существуют с тех пор, как появилось человечество. Они стервятники, существующие за наш счет, Могенс!
— Ты сумасшедший, — сказал Могенс, но даже для него самого это прозвучало неискренне.
Грейвс словно не слышал его:
— Люди знают о них. Они всегда знали. Они живут в легендах, Могенс. Оборотни. Вампиры, вурдалаки, упыри. — Он яростно мотнул головой. — И ты всегда это знал. Только не хотел знать. Ты отрицаешь это знание, потому что тебе невыносима сама мысль об этом.
— Но… но это абсурд, — пролепетал Могенс. Он и сам не знал, почему так говорит, но Грейвс ответил за него:
— Ты не желаешь этого признавать, потому что это умалило бы смерть Дженис, — жестко сказал он. — Потому что это значило бы, что в ее смерти нет ничего особенного.
— Прекрати! — крикнул Могенс. Его голос дрожал.
Но Грейвс не прекратил, только в его тоне появилась оскорбленная нотка:
— Могу тебя заверить, ничего особенного и не было. Я уже девять лет преследую этих тварей, с того дня как покинул Гарвард. Ты забился в дыру, как раненый зверь, а я их искал, Могенс! И я их нашел! Повсюду. Здесь, в Европе, в пустынях Азии и в джунглях Южной Америки, на ледяных склонах Гималаев и в саваннах Африки! Они везде, Могенс, и поверь мне, в том, что постигло тебя, нет ничего особенного. Ты думаешь, это сам дьявол во плоти вылез из преисподней, чтобы наказать тебя? — он зло рассмеялся. — Ты ошибаешься, Могенс. Не такая уж ты важная персона. И в том не было ничего необычного. Это случалось со многими раньше, будет происходить и потом. Просто… — он прищелкнул пальцами, обтянутыми черной кожей; однако звук, который раздался, был больше похож на мягкий шлепок, — …так.
— Прекрати, Джонатан! — простонал Могенс. — Ты сам не понимаешь, что говоришь! Что ты знаешь об утратах!
— О, думаешь, я не заплатил за все? — Грейвс неистово вскинул руки и сунул ему под нос растопыренные пальцы.
Что-то темное, свирепое сверкнуло в его глазах, как разряд черной молнии. Могенс инстинктивно попятился.
— Ошибаешься! Я заплатил больше, чем ты можешь себе вообразить, Могенс! Я видел такие вещи, которые до меня не видел никто. И я заплатил за это, как никто из людей. — Он опустил руки и покачал головой. — Но разве я отступился? Нет! Я не забиваюсь обиженно в угол, я спорю с судьбой, Могенс. И тебе хватит уже стенать над собой!
— Зачем ты со мной так, Джонатан? — жалобно простонал Могенс.
Он дрожал всем телом. Облик Грейвса начал перед ним расплываться, когда горячие слезы подступили к глазам. Он больше не пытался их сдержать.
— Зачем ты так?
— Затем, чтобы ты перестал терзать себя, Могенс. — Его тон стал мягче. — Твоя скорбь по Дженис делает тебе честь, но девять лет — это чересчур. Ты этим не делаешь одолжения Дженис. Если ты действительно хочешь для нее что-то сделать, тогда помоги мне раскрыть тайну этих чудовищ. Если мир узнает, что они существуют, мы сможем победить их.
— Разве не ты говорил, что люди не хотят об этом знать? — горько спросил Могенс.
— Так помоги мне принудить их к этому! Если мы докажем миру, что они есть, то человечество уже не сможет закрывать глаза на истину!
Могенс молчал долго. Бесконечно долго. Он не ведал, что он в это время думал, что творилось в его душе. Что-то в этот момент в нем надломилось, беззвучно и на удивление прозаично, но окончательно и бесповоротно. Грейвс был прав в каждом сказанном слове. Именно как раненое животное уходит в темное тихое место, чтобы там умереть, так он на последние девять лет забился в пыльный подвал в Томпсоне, чтобы лелеять свою боль. Жалость к себе самому — упрек, брошенный ему Грейвсом, и по праву — было тем единственным, что еще давало ему силы жить. А теперь и это Грейвс отнял у него. Он чувствовал полное опустошение.
— И чего ты теперь ждешь от меня?
Даже эти несколько слов потребовали от него напряжения последних сил. Чувство выпотрошенности не ограничилось лишь его душой. Ему пришлось ухватиться за машину Грейвса, чтобы не упасть.
— Чтобы ты решился, Могенс, — ответил Грейвс. — Сейчас. Я знаю, это не слишком порядочно. Все происходит чересчур быстро, и я не оставляю тебе выбора. Но и у меня его нет. И времени тоже нет. Ответь отказом, и Том сегодня же отвезет тебя на вокзал. По поводу шерифа Уилсона не волнуйся, я все улажу. Я оплачу тебе билет до Томпсона или куда ты еще пожелаешь, и выдам содержание на год. Или ты спускаешься со мной под землю и выручаешь Тома из компании твоей обворожительной квартирной хозяйки.
Прошло еще несколько мучительных секунд молчания, после чего Могенс демонстративно повернулся к палатке посреди лагеря и шумно набрал в легкие воздуху.
— Идем спасать Тома, — сказал он. — И, возможно, весь остальной мир.
Одно Могенсу стало скоро ясно: по крайней мере, в этот момент Том нуждался в спасении больше, чем весь остальной мир. Хотя генератор работал и своим равномерным стуком должен был заглушать все остальные звуки, они услышали голос мисс Пройслер, как только спустились с лестницы и вошли в туннель. Грейвс ничего не сказал, но от внимания Могенса не укрылось, что он нахмурился и все ускорял шаг, по мере того как они приближались к храмовой зале.
— Об этом, черт побери, речи не было, — проворчал он. — Он должен был показать ей только первое помещение!
— Теперь ты слишком суров к Тому, — Могенс с трудом спрятал ухмылку. — Я тебя предупреждал: если мисс Пройслер что-то возьмет в голову, она этого добьется так или иначе.
Грейвс еще суровее сдвинул брови, но опять промолчал, только пошел еще быстрее, так что они едва ли не через минуту уже входили в большое, залитое светом электрических ламп помещение храма. Мисс Пройслер видно не было, но не услышать ее было невозможно. Ее голос доносился из-за черной погребальной барки, и теперь даже на лице Могенса появилось озабоченное выражение:
— Потайная дверь, я надеюсь…
— …заперта, не волнуйся, — перебил его Грейвс.
Но, на взгляд Могенса, это прозвучало чересчур убежденно, будто Грейвс не хотел допускать и мысли, что может быть иначе. И он буквально ринулся вперед, чтобы не показать своей озабоченности. Могенс поотстал. Чтобы поспевать за Грейвсом, надо было бы бежать.
Их волнения оказались излишними, по крайней мере, что касалось потайной двери. Небольшая фигура Бастет стояла в своей нише так же незыблемо, как, наверное, тысячелетия, а скрытая за ней дверь была заперта. Даже Могенс, который знал, что надо искать, увидел бы скорее лишь безучастный камень.