Анубис
Шрифт:
Мрак, вырвавшийся из глаз Грейвса, стал агрессивнее, он уже начал захватывать и тело Грейвса, спустившись за пределы лица. Как Уилсон этого не видит?
— Я принимаю ваше замечание как угрозу, шериф, — угрюмо сказал Грейвс.
Уилсон равнодушно пожал плечами:
— Слово «предостережение» подошло бы больше. Однако как вам угодно.
Он хотел добавить еще что-то, но ограничился лишь покачиванием головы и отодвинулся на такое расстояние, чтобы держать в поле зрения Грейвса и Могенса одновременно. Долгие томительные секунды он пристально смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого, выражение его глаз постоянно менялось. Потом поднял руку к нагрудному карману, куда положил судебное предписание, и твердо сказал:
— Эта бумага дает мне право немедленно прикрыть всю вашу лавочку. Благодарите профессора Ван Андта, что я этого не делаю.
Грейвс бросил на Могенса быстрый взгляд. И в нем не было благодарности, скорее распаленная ярость. Однако выхода ей он не дал.
— Как вам будет угодно, шериф.
Уилсон обратился к Могенсу:
— Не проводите ли меня обратно?
— Разумеется, — Могенс сделал шаг и остановился, когда шериф снова поднял руку.
— И вот еще что, — сказал Уилсон. — Пока дело не будет окончательно разъяснено, вынужден вас просить не покидать пределы лагеря.
По дороге наверх Могенс обратил внимание, что один из трех гробообразных ящиков исчез. К его облегчению, Уилсону это не бросилось в глаза, хоть он и промаршировал прямо, вместо того чтобы обходить их, как раньше. По пути к своему автомобилю шериф тоже не вымолвил ни слова, а когда он собрался отъезжать, Могенс набрался духу и попросил его отвезти их с мисс Пройслер в город, на что Уилсон сухо заметил, что его распоряжение о домашнем аресте касается не только Грейвса и Тома, но и их двоих. И, не дав ни малейшей возможности к продолжению разговора, укатил.
В следующие два часа Могенс не видел ни Грейвса, ни Тома, ни мисс Пройслер. Он не мог бы сказать, чем занимался это время, очнулся только когда Грейвс — впервые на его памяти — постучал в дверь и открыл ее, получив удивленное «войдите!» в ответ. Могенс словно вышел из транса и осознал себя стоящим за конторкой; перед ним раскрытая книга, название которой ему не было знакомым, а на языке ощущение обложенности. Он какое-то время почти непонимающе таращился на Грейвса, потом с еще большей ошеломленностью на раскрытую книгу и — не «почти», а однозначно — испуганным жестом захлопнул ее и поставил на полку, прежде чем повернуться к посетителю.
— Джонатан?
Грейвс вошел и закрыл за собой дверь. Но вначале пристальным взглядом посмотрел на полку, от которой повернулся Могенс, и только потом на него самого. И хотя в тусклом свете сумерек Могенс не мог разглядеть его лица, он буквально почувствовал выражение удовлетворения на нем, спрашивая в то же время себя — совершенно бесплодно — какую книгу он, собственно, листал и, главное, почему?
— Профессор Ван Андт.
Не только его тон, но и то, что Грейвс обратился к нему по фамилии и, прежде всего, упоминая его ученую степень, подсказало Могенсу, что тот явился не для того, чтобы скоротать время до ужина в легкой, ничего не значащей беседе. Он нерешительно всматривался в безликий контур, в который превратился Грейвс, прикрыв за собой дверь, а потом совершенно сознательно еще раз назвал его по имени, вопреки официальному обращению бывшего сотоварища, которое было непривычно слышать из его уст:
— Джонатан.
Это возымело действие, пусть и на короткий момент. Грейвс словно споткнулся в движении, и даже очертания его фигуры стали какими-то неуверенными. Но он быстро собрался и довел движение до конца с еще большей энергичностью. Не дожидаясь приглашения, он прошел к столу и уселся.
— Снова работаешь, Могенс?
— Нет, — промямлил тот, что отчасти соответствовало действительности, пусть даже с его точки зрения это и звучало чистым абсурдом: ведь он же, войдя, застал его склоненным над фолиантом.
Тем временем Могенс напряженно копался в памяти, и то, что выплывало, пугало. Он вспоминал, что читал в одной из доставленных Грейвсом книг, и даже знал, что ему открылось нечто чрезвычайно важное, но никак не мог вспомнить, что. Равно как и что это была за книга.
Грейвс вздохнул:
— Могу тебя понять, Могенс. Я на твоем месте реагировал бы так же.
Он замолчал. Тень, в которую он обернулся, повернула голову к Могенсу, и он прямо ощутил на себе сверлящий взгляд. Он тоже молчал.
— Ну ладно, — Грейвс снова вздохнул. — Предпочитаешь разыгрывать из себя оскорбленную невинность, пожалуйста. Наверное, у меня нет права обижаться на тебя, хоть и должен признаться, я надеялся, что ты поведешь себя по-другому. В принципе, я зашел лишь передать тебе от твоей мисс Пройслер, что ужин будет готов через четверть часа… И чтобы извиниться перед тобой.
Теперь настала очередь реплики Могенса. Он должен был что-то сказать, хотя бы просто задать вопрос, чтобы разговор не запнулся. Но он упрямо молчал.
— Ты был совершенно прав, придумав показать Уилсону наскальные росписи, — сказал Грейвс, нарушая молчание. — Гениальное решение. Страшно представить, что бы мог натворить этот трусливый шериф-на-задворках со своим «судебным предписанием». Было очень умно с твоей стороны провести его в пещеру с допотопными рисунками. Ничего существенного ты ведь ему не показал, правда?
Какое-то мгновение Могенс всерьез забавлялся мыслью сказать Грейвсу совершенно противоположное — только чтобы посмотреть, как он затрясется от страха. Приятная была бы картина. Но, разумеется, ничего такого он не сделал, а только покачал головой.
Грейвс облегченно вздохнул.
— Прекрасно. Ты сделал как раз то, что нужно. Уилсон теперь, должно быть, снова торчит в своей конторе в городе и раздувается от важности, что его посвятили в тайну. Когда же до него дойдет, что на самом деле речь совсем о другом, будет уже поздно. Ты гениально действовал, Могенс. Это я ошибался. Надеюсь, ты примешь мои извинения.
— Расценивай это как прощальный подарок, Джонатан, — ответил на эту тираду Могенс. — Радуйся, ибо это последнее, что я для тебя сделал.