Анубис
Шрифт:
Могенс отнес это странное впечатление на счет своей нервозности и ускорил шаги, результатом чего стало лишь то, что он не заметил полуоткрытую решетчатую дверь в конце и налетел на нее. Том, стоявший спиной к проходу, вздрогнул и какое-то время выглядел объятым ужасом или, по крайней мере, испугом. Грейвс же, напротив, повернулся к нему подчеркнуто неторопливо и секунд пять с удовлетворением смотрел на него. После чего еще медленнее полез в карман жилета, вытащил часы и открыл крышку. Могенс подумал, что этот утрированный жест был явно излишним. Грейвс
И, когда заговорил, обратился он не к нему, а к Тому.
— Я выиграл, Том, — весело сказал он. — Ты должен мне доллар.
— Выиграл? — недоуменно спросил Могенс.
Грейвс с шумом захлопнул крышку своих дорогих карманных часов, звук, многократно преломленный и искаженный, отразится от стен и стал чем-то иным.
— Мы с Томом поспорили, — сказал он. — Он поставил доллар, что ты либо не придешь, либо придешь за полночь. А я поставил двадцать на то, что будешь, самое позднее, в одиннадцать. Ты не спешил. Еще бы восемь минут, и ты бы мне дорого обошелся, Могенс.
— Тебе надо было мне сказать, Том, — упрекнул Могенс. — Чтобы нанести ущерб доктору Грейвсу, я бы даже вытерпел еще десять минут в обществе мисс Пройслер.
— А я и не знал, что ты так ненавидишь меня, Могенс, — вздохнул Грейвс. Он убрал часы обратно. — Скверно, когда подчиненные сговариваются.
— Особенно если у них есть на то причины, — Могенс повернулся к Тому. — Доллар я тебе, разумеется, верну, Том.
Грейвс скривился, а потом без перехода вдруг стал серьезен:
— Я рад, что ты все-таки пришел. Честно сказать, я не был в этом так уж уверен.
Это было ложью. Грейвс ни секунды не сомневался, что он придет. Он знал. Однако Могенс не стал отпускать замечаний. Вместо этого он вошел в помещение и внимательно огляделся.
Как и везде, здесь свет тоже был отключен. Тем не менее Грейвс с Томом установили с полдюжины масляных и керосиновых ламп, довольно ярко освещавших храмовую залу и в то же время придававших ей какой-то иной вид. И Могенс не мог сказать, что ему это нравилось. Теплый свет сгладил все углы и словно размывал контуры предметов, превратив знакомые формы в неведомые. Острые зубы статуй и жуткий клюв Гора что-то утратили от своего грозного облика.
Но произошли и другие перемены. Три ящика-гроба, которых Могенс не увидел на прежнем месте, стояли здесь. Крышки двух были откинуты, а между ними бессмысленная на первый взгляд путаница из канатов, узлов и механических роликов. Могенс проследил взглядом за одним из самых толстых канатов. Он вел через сложную систему подъемных блоков к потолку, где из веревок толщиной с большой палец была подвешена плетеная сеть с крупными ячейками.
— А вы времени зря не теряли, — уважительно сказал он, подавляя при этом раздражение, что стальные крюки были вбиты в украшенный тысячелетними фресками потолок.
Боже милостивый! Грейвс же ученый! Как у него поднялась рука на такое кощунство?
— Это заслуга Тома, — ответил Грейвс. — Собственно, он выполнил всю работу. Я ему только
— Ага, — пробормотал Могенс, — так я и думал.
Грейвс склонил голову набок и некоторое время смотрел на него прищуренным глазом, потом пожал плечами:
— В любом случае, я рад, что ты решил нам помочь… Ты же хочешь помочь, полагаю?
— Нет, — резко ответил Могенс. — Не хочу. И не хочу находиться здесь.
— Могу тебя понять, — серьезно сказал Грейвс. — Но, поверь мне, ты принял правильное решение. Если нам повезет, то скоро ты не только будешь полностью реабилитирован, но мы еще и узнаем, что случилось с Дженис и остальными. И, возможно, они будут последними, кого постигла такая плачевная участь.
— Если нам повезет, — хрипло сказал Могенс. Он посмотрел на сеть под потолком.
— А ты сомневаешься в этом?
Казалось, мысль о такой возможности развеселила Грейвса. Он вынул свой портсигар, открыл его, но, заметив испуганный взгляд Тома, убрал обратно, не взяв сигареты.
— Ах да, я забыл, — пробормотал он.
Могенс удивленно посмотрел на него, и Грейвс объяснил:
— У этих упырей жутко тонкое обоняние.
— Упырей?
— Ну, как-то же надо их называть, — Грейвс пожал плечами. — Как-то утомляет все время говорить о «тварях» и «существах». — Он снова достал из кармана портсигар, посмотрел на него долгим печальным взглядом и все-таки бесповоротно отказался от удовольствия. — У нас все готово? — повернулся он к Тому.
— Да, — ответил Том, одновременно отрицательно качая головой. — Только на всякий случай проверю еще раз проволочную растяжку.
Грейвс посмотрел вслед Тому, исчезнувшему за погребальной баркой:
— Хороший парень. Подчас не знаю, что бы я без него делал. Я тебе рассказывал, как он мне однажды спас жизнь?
Могенс не помнил такого, но тем не менее кивнул. Такое признание немного удивило его. Теперь он еще меньше знал, что думать о Томе, чем в первый день их знакомства, однако, не раздумывая, доверил бы этому мальчику свою жизнь. Кроме того, в нем опять заговорила совесть, как каждый раз, когда он слышал о Томе или встречался с ним. Совесть просыпалась, когда он вспоминал чудовищное подозрение, которому он подвергал Тома. То, что юноша совсем не приучен к порядку и гигиене, было печально, но еще не давало ему права слишком поспешно судить. А поскольку Могенс сам однажды пал жертвой несправедливых обвинений, он был в этом отношении чрезвычайно щепетилен.
Грейвс снова посмотрел на часы — на этот раз гораздо дольше. Он выглядел немного озабоченным, как показалось Могенсу, и тот высказал это вслух. Грейвс только покачал головой и захлопнул крышку часов много тише, чем в первый раз, и, прищурившись, посмотрел в ту сторону, куда исчез Том.
— Большей частью они приходят около полуночи, — сказал он. — Я не уверен, но полагаю, это как-то связано с положением луны на небе.
— А не Сириуса?
Могенс, еще не договорив, пожалел о сказанном, но не мог удержаться от иронии.